Ночью под самый праздник засветили они перед иконами восковую свечу и начали Богу молиться, а как настало время быть заутрене, подошел купеческий сын к жене и говорит: «Христос Воскрес!» Жена отвечает: «Воистину Воскрес!» И голова отвечает: «Воистину Воскрес!» Говорит он и в другой, и в третий раз: «Христос Воскрес!» — и отвечает ему голова: «Воистину Воскрес!» Смотрит он со страхом и трепетом: оборотилась голова седым старцем. И говорит ему старец: «Будь ты моим меньшим братом. Приезжай ко мне завтра, я пришлю за тобой крылатого коня». Сказал и исчез.
На другой день стоит перед хижиной крылатый конь. «Это брат за мной прислал»,— говорит купеческий сын, сел на коня и пустился в дорогу. Приехал, и встречает его старец. «Гуляй у меня по всем садам,— сказал он,— ходи по всем горницам; только не ходи в эту, что печатью запечатана». Вот купеческий сын ходил-гулял по всем садам, по всем горницам; подошел, наконец, к той, что печатью запечатана, и не вытерпел: «Дай посмотрю, что там такое?» Отворил дверь и вошел; смотрит — стоят два котла кипучие; заглянул в один, а в котле сидит отец его и бьется оттуда выпрыгнуть; схватил его сын за бороду и стал вытаскивать; но, сколько ни силился, не мог вытащить; только борода в руках осталась. Заглянул в другой котел, а там мать его мучится. Жалко ему стало, схватил ее за косу и давай тащить; но опять, сколько ни силился, ничего не сделал; только коса в руках осталась. И узнал он тогда, что то не старец, а сам Господь назвал его меньшим братом. Воротился он к нему, пал к стопам и молил о прощении, что нарушил заповедь и побывал в запретной комнате. Господь простил его и отпустил назад на крылатом коне. Воротился домой купеческий сын, а жена и говорит ему: «Что так долго гостил у брата?»— «Как долго! Всего одни сутки пробыл».— «Не одни сутки, а целых три года!» С тех пор они еще милосерднее стали к нищей братии.
C. В одном селе жил мужик; у него был сын — доброй да набожной. Раз отпросился он у отца и отправился на богомолье. Шел-шел, и пришел к избушке, а в той избушке стоит старичок на коленях и Богу молится. Усмотрел его старец и спрашивает: «Кто ты таков и куда путь держишь?» — «Крестьянской сын, иду на богомолье».— «Иди сюда, давай вместе молиться». Стали они рядом перед святою иконою и долго-долго молились Богу. Окончили молитву; старец и говорит: «Давай теперь побратаемся». Побратались они; распрощались и пошли всякой своею дорогою. Только воротился крестьянской сын домой, отец вздумал женить его; сосватал невесту и велит под венец идти. «Батюшка,— говорит крестьянской сын,— позволь мне весь век свой Богу служить; я жениться не хочу». Отец и слышать того не хочет: «Ступай, да и ступай под венец». Вот он подумал-подумал и ушел из родительского дому. Идет путем-дорогою, а навстречу ему тот самой старец, с которым он побратался. Взял его за руку и привел к себе в сад. И показалось крестьянскому сыну, что побыл он здесь только три минуточки, а был он в саду не три минуточки, а триста годов. Как воротился в свое село, смотрит — и церковь уже не та, и люди другие. Стал спрашивать у священника; где же прежняя церковь и где такие-то люди? «Этого я не запомню»,— говорит священник «Где же та невеста, от которой жених из-под венца ушел?» Справился священник по книгам и сказывает. «Это уж давным-давно было, назад тому триста лет». Потом расспросил он крестьянского сына, кто он таков и откуда явился, а как узнал обо всем, велел причетникам обедню служить: «Это,— говорит,— меньшой брат Христов!» Стала обедня отходить, начал крестьянской сын умаляться. Окончилась обедня—и его не стало. (Записана в Зубцовском уезде Тверской губернии)
В приведенных нами легендах особенно любопытны указания на те мучения, которые ожидают грешников за гробом. Эти народные поверья запечатлены отчасти тем же вещественным характером, который так ярко отразился в лубочных картинах, изображающих Страшный суд и смерть грешника. Неразвитый ум и огрубелое чувство простолюдина не в силах представить себе, чтобы муки душевные могли быть нестерпимее телесных, и он убежден, что за тяжкие грехи посадят его в котел с кипящею смолою, повесят за язык, ребро или за ногу, станут мучить на огненном ложе, бить раскаленными железными прутьями; верит, что клеветник и лгун будут по смерти лизать горячую сковороду, что на опойцах черти станут возить дрова и воду, что любодейницу будут сосать лютые змеи.
Поселяне рассказывают, что во время обмирания (летаргического сна) душа человека, руководимая Николаем-угодником, странствует на том свете по аду и раю, видит там Своих родных и знакомых, обреченных на муку и страдание или блаженствующих в райских садах. Обмиравшая душа может передавать повесть своего странствия в назидание живущим; запрещается ей сказывать только три какие-то таинственные слова. Г. Кулиш собрал в одно целое несколько таких рассказов о хождении души по тому свету — рассказов, исполненных поэтических образов и некоторыми своими подробностями приближающихся к напечатанным нами легендам (Записки о южной Руси, т. I, с. 306—308).