На реке Влене, в сорока верстах от Переславля-Залесского, встретились обе рати. Полки Всеволодовы встали на высоком берегу реки, полки Святославовы на низком.
Всеволод ждал, когда Святослав начнет по льду переправляться, а Святослав не решался — снизу на снежную гору лезть было несподручно и скользко. Долго стояли друг против друга полки. Суздальские воины подступили к шатру Всеволодову с таким речами:
— Мы не целоваться сюда пришли, а землю родную боронить. Ударим с горы на киевлян.
А Всеволод им говорит:
— Погодите, мы их пересидим.
Половцам надоело у костров греться да ждать обещанной добычи. Роптать они начали на Святослава.
Направил Святослав послов ко Всеволоду, как по обычаю тех времен князья друг ко другу направляли.
— Выходи на чистое поле. Биться будем. Бог нас рассудит.
Ни один князь на Руси никогда бы не решился поступить так, как поступил в тот раз Всеволод. Ничего не ответил он Святославу, а приказал тех послов связать и отправить во Владимир.
Ждал Святослав ответа и день, и неделю, и месяц, пока весенняя оттепель не наступила. Пришлось ему бросить весь санный обоз и с великим позором верхами на отощалых конях и пешими отступить. Пересидел-таки его Всеволод, и победа ему досталась бескровная.
Ни об одном князе столь почтительно не пишет создатель «Слова о полку Игореве», как о Всеволоде: «Не мыслию ти прелетети издалеча отня злата стола поблюсти. Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти!»
Конечно, это поэтический образ. Да, войска у могучего князя Суздальского было много. И потому склоняли перед ним свои гордые головы все князья русские и даже Святослав Великий, на Золотом Киевском столе сидящий, и даже далекие от города Владимира князья Галицкие.
Говорит о Всеволоде летописец:
«Сего имени токмо трепетаху вся страны и по всей земле изыде слух его».
Достиг Всеволод такого могущества не столько победами на поле брани, сколько осторожностью, обманом, посулами, подкупом.
Можно предположить, что подобно императору Византийскому, он редко показывался на людях. А коли ездил куда в походы ратные, в ближние города или на охоту, то выезжал на белом коне. А княгиня его Мария Шварновна ездила в золоченой колеснице, или несли ее на носилках. Сопровождавшие их бояре и дружинники были одеты в парчу, и каменья горели на их кафтанах и на конских сбруях. Никогда Андрей так богато не одевал своих приближенных. Во всем Всеволод хотел затмить старшего брата и сравняться в роскоши с византийским двором.
Андрея только после смерти стали называть великим князем, а Всеволод при жизни требовал, чтобы его наравне с Киевским так величали, чтобы все его родичи, обращаясь к нему, не смели бы называть его «брате», а только: «отче» и «господине»…
В 1194 году умер Святослав Киевский. Вновь пошли сменяться в Киеве великие князья, ни один из них долго не сидел на Золотом столе. Словно коршун за стаей куропаток, следил Всеволод за этими перемещениями, ссорил южных князей одного с другим; он знал — от их розни растет могущество Суздальской земли.
Так волею Всеволода сел на Киевском великокняжеском столе его двоюродный племянник и сват Рюрик Ростиславич. Летописец прямо говорит, что «посла великий князь Всеволод муже свое в Кыев и посади в Кыеве Рюрика Ростиславича». Чтобы удержаться в Киеве, Рюрик позвал половцев, и те сожгли стольный город, а Всеволод не однажды посылал ему на помощь полки суздальцев.
Он пренебрегал мнением боярским, редко звал их на совет, сам правил, сам вершил суд, в страхе и послушании держал бояр, но всякий раз после ратных походов на болгар, на мордву, на мелкие поволжские племена щедро одаривал их захваченной добычей.
О простом народе, о «черных людях» редко упоминают летописцы. Была «смута велика» после убийства Андрея Боголюбского. Было при Всеволоде после Владимирского пожара 1185 года народное колебание пространее и страшнее, нежели сам пожар.
Видимо, Всеволод считался с народом. В летописи сказано, что он «суд судя истинен и нелицемерен, не обинуяся лица силных своих бояр, обидящих менших и работящих сироты». Насчет суда истинного и нелицемерного лучше умолчать, однако, в иных случаях Всеволод действительно брал «сирот» под защиту от боярского произвола.
Летописцы захваливают, прославляют его, называют «миродержцем», «благосердым». Подобно брату Андрею, хорошо знал Всеволод, что союз князя и церкви — это сила грозная. Но старший брат всю жизнь враждовал с Киевским митрополитом, а младшего митрополит боялся. Подобно брату Андрею, не допустил Всеволод во Владимир епископа-грека, назначенного Византией, а своею властью поставил верного ему пастыря Луку. И митрополиту волей-неволей пришлось того Луку признать.