Я чувствую, как жар идет от его руки.
— Я тебе делаю хорошо, я тебе делаю хорошо, — повторяет он, немного присвистывая.
Я отвечаю ему:
— Да, ты делаешь мне хорошо. — С колдуном надо, как и с Дьяволом, когда его повстречаешь, всегда на „ты“ (традиция эта устойчива — К.С.).
Долго так продолжаться не могло. Внезапно я кладу правую руку на его правую руку и говорю:
— Кажется, ко мне пришла сила!
Он быстро выпрямляется, обходит стол по кругу со стороны ветра, чего совсем невозможно было ожидать от такого старого человека. Между нами образуется расстояние. Он возобновляет свою атаку. Его первоначальные отеческие, даже простодушные манеры исчезают. Глаза еще больше наливаются кровью. Он выпрямляется во весь рост. Он — как змея со свистящим, раздвоенным, несущим смерть языком. Он словно швыряет в меня свои слова:
— Да, в тебе есть флюид. Но если я захочу, я согну тебя до земли, в мгновение или два!
Я отвечаю:
— Не советую тебе этого делать, не то я сделаю из тебя человека.
Это последнее бросает его в ярость. Как будто он получил пинок в живот или удар хлыста.
— О! — вдруг совсем просто говорит он. — Ну, раз так, то лучше квакнуть. — И идет к шкафу за бутылкой розового вина.
Все это были магические слова. Сила их огромна. Формулы, которые я здесь привел, хорошо знакомы тем, кто изучал колдовство прошлых веков. Магический словарь на протяжении всех времен один и тот же. Взаимные угрозы широко используются колдунами. Разговаривая на языке угроз, я становлюсь его собратом, его коллегой. И мы тем самым начинаем выяснять, кто из нас настоящий колдун. А выяснив, можно и выпить.
Розовое вино было великолепно (в колдовстве именно такое вино играет важную роль среди других вещественных ингредиентов, несравнимо менее приятных). Колдун всегда предложит вам именно розовое. Мы долго дружески болтаем. Он мне кое-что показывает из своих книг — это гримуары, исписанные тонким, трудно читаемым почерком. Мне кажется, что он немного прихвастывает, похлопывая себя по голове:
— Все это здесь…
Я соглашаюсь:
— Конечно, эти дары так просто не даются.
Он говорит, что у него есть книга, гораздо более ценная, но ее, кроме него, никто видеть не должен. А затем произносит монолог, который я привожу целиком:
— Когда-то у меня была дочь, маленькая девочка. Я очень ее любил. И вот она подросла. Ей исполнилось пятнадцать лет. В этом возрасте обычно не понимают, что делают. Это возраст зверей. Ты же знаешь — подростки, они все одинаковые. Она все делала по дому, была настоящей хозяйкой, после того, как у меня умерла жена. И вот она взяла мою книгу и сунула туда нос, ничего в этом не понимая. Она взяла ее, не имея дара! Ей никто его не передавал.
— Значит, — перебил я его, — когда ты умрешь, дар будет потерян.
Он развел руками.
— И вот, моя маленькая девочка (о ней, умершей два года назад уже тоже пожилой женщиной, он говорил с отчаянной нежностью) — просто ради шутки! без всякого умысла, без всякой злобы, просто, чтобы заставить меня поискать, спрятала мою книгу. А я искал, тщетно искал! У меня есть дар, но для некоторых операций мне все-таки нужна книга. Я искал ее повсюду, но не мог найти. Она хорошо спрятала ее, моя маленькая. Но ты же знаешь — кто причиняет книгам зло, сам его получает. Я спрашивал девочку: „Где книга?“ Она сказала, что не знает. Она боялась, что я буду на нее кричать, что побью. Но я ее слишком сильно любил. Не знаю, может быть, она не хотела говорить. Она боялась. Но я не мог ей даже приказывать. И вот она заболела. Я прекрасно знал, почему. Я упрашивал ее отдать книгу, говорил, что дам ей денег, отведу на праздник… Все, что она захочет, все! Но она не хотела говорить. Девочке пришлось лежать в постели. Она просила только врача. Но это было бесполезно. Я-то знал, в чем дело. Самое страшное то, что я не мог ничего для нее сделать, для моей маленькой. Я пробовал все, что мог, что знал. Можно было прийти от этого в ярость. Она умирала по своей вине. Боже мой! Она ведь знала, как выздороветь, и не хотела сказать мне, где книга. А я искал ее, искал. И внезапно, совершенно случайно — нашел. Книга лежала под черепицей нижней гутты.
На следующий день девочка встала с постели. Она пела, как жаворонок. Мы с ней вдвоем так радовались, мы были счастливы. Я словно купался от счастья в какой-то теплой воде… Я заказал благодарственную мессу в Нотр-Дам де Водуан о возвращении моей книги. Если бы не этот случай, моя маленькая бы не выжила, а так она выжила.
Я смотрел на старого, усталого от жизни колдуна, который умирал без наследника — в любом смысле. Вместе с ним уходили тайны трех веков».
Муссу был колдун-знахарь из Шаранта, который, не задумываясь, обращался к Дьяволу и публично, в самом что ни на есть властном тоне.
Каждый раз, как ему встречался трудный в излечении случай, он ударял в пол своей тростью и кричал: «Спускайся, спускайся, ты мне нужен!»
Колдун Пипет, живший в Домме (Дордонь) в начале века, знал секреты перемещения болезней из одних существ в другие и умел лечить лихорадку. Пациент дул в носовой платок или картонную коробку и вместе с дыханием извергал из себя саму сущность болезни. Затем Пипет клал платок или коробку на порог, и какой-нибудь жадный или любопытный прохожий вместе с предметом забирал лихорадку себе. Так был исцелен один из друзей Пипета. Бывало, что вместо прохожих Пипет передавал болезнь дереву — вешал платок или коробку на его ветви, и дерево высыхало.
Как-то раз Пипет приказал помощнику обойти все перекрестки дорог и собрать там осколки камней. С набитыми кремнем карманами Пипет пришел на мессу и в момент, когда благочестивые христиане преклоняют голову в память Вознесения Христа на небо, стал разбрасывать осколки по полу церкви. Делая это, он хотел определить, кому причинено зло — порча, сглаз или проклятие. Где больше осколков, там и больной. Этот последний должен был передать болезнь животному или растению, назвав его по имени или прокляв. Двое жителей Бенезака таким образом выздоровели: господин Вакье назвал своего кота, и бедное животное вскоре издохло; господин Дотрике по прозвищу Котик (le Minet) изрек проклятие смоковнице, которая вскоре засохла, как и ее предшественница из Вифании, проклятая Самим Христом.
Сила, выказываемая колдуном, заставляла людей его бояться. Боязливые соседи искали дружбы Пипета. Сам же Пипет действовал без стеснения, уверенный в своей безнаказанности. Один человек, который жив до сих пор, в свое время жаловался на то, что у него погибли все фруктовые деревья, и получил предупреждение, что в определенный час в сад явится тот, кто их портит. Владелец сада спрятался и стал ждать. В указанное время появился… Пипет. Такая наглая беззастенчивость показалась хозяину столь возмутительной, что он бросился объявлять на всю округу, что вредитель застигнут. Однако не успел он закричать, как его так затрясло, что он лишился дара речи. Сделал это, конечно, Пипет.
Когда Пипет умер, дух его в последний раз продемонстрировал свою силу в округе. Его последнее дыхание превратилось в грозу, сопровождаемую страшным ветром и разрушениями. Старые, высохшие под его же воздействием деревья буря эта выкорчевала вместе с корнем. В том, что все это дела Пипета, можно было удостовериться по тому, что ореховые деревья в полях его ближайших соседей не пострадали. С тех пор в Домме воцарилось спокойствие. Еще остались свидетели, у которых живы воспоминания об этих событиях.
Вот, что поведал мне дорожный сторож из Солони.