Совершив подобное святотатство, будто бы по наущению поселенца Зыряна, Тимошка сбежал из отчего дома. Прокопий Веденеевич побывал во многих деревнях трех волостей, но так и не напал на след сына. А ведь какой рос смышленый парнишка! На девятом году читал Писание. «Богом данный, благодать Господня» – так и звали Тимошку.
Беда не ходит в одиночку. На другой год грозовой удар расщепил вершину тополя. Дерево сверху обгорело, почернело – глядеть тошно. А тут еще рябиновцы осрамили тополевцев, будто тополь – «анчихристово древо». Если Иуда повесился на осине, то какая, мол, разница между тополем и осиною!
С того и пошла напасть. Осиротел дом Боровиковых. На прииски ушел старший сын Гаврила и там женился на щепотнице-никонианке и сам принял православие. Ни одна старуха не заглядывала в надворье Боровиковых, а если кому случалось проходить мимо обгорелого дерева, то открещивались от «святого места», как от Сатаны.
По весне тополь сызнова зазеленел, но не на радость – на горе Прокопия Веденеевича. «Экое позорище вымахало! – кряхтел хозяин дома, поглядывая на тополь. – И громом не убило, и от топора Тимки устоял. Срубить бы, что ли, чтоб глаза не мозолил?»
Но срубить руки не поднялись…
Вместо одной, расщепленной громом, тополь выкинул две вершины, и они год от году крепли, набирая силу. Между ними торчал огарыш. В огарыше поселялись мерзостные бабочки, откладывали личинки, и, как только наступала пора цветения хмеля, из гнилого обрубыша вылетали прожорливые насекомые и начисто уничтожали завязи хмеля.
Черным огарышем торчал в жизни и сам Прокопий Веденеевич, правнук Ларивона, свято соблюдавший крепость тополевого толка.
Когда над поймой гулял ветер, сучья тополя стучали по крыше и весь дом полнился посторонним шумом.
Как-то раз в ветреную ночь Прокопию Веденеевичу привиделся дурной сон. Заявился будто в моленную каторжник из-под тополя да и взял за шиворот хозяина: «А ну, лешак, подымайся! Иди ложись со мною рядом. Спытай, хорошо ли лежать во сырой землице без креста и отпущения грехов?»
Очнулся Прокопий Веденеевич и слышит: кто-то ходит по горнице. Шаг сделает, передохнет. И опять шагнет. У Прокопия Веденеевича дух перехватило и язык отнялся. Хочет крикнуть в большую избу старухе Степанидушке, а голоса нету. Кругом тьма, остудина. И шум, шум!
– Спаси и сохрани мя! – упал на колени Прокопий Веденеевич и, не помня как, выполз из моленной да на постель к Степанидушке. И ту перепугал до озноба.
А тополь шумел и шумел, и стучал по крыше сучьями.
И казалось Прокопию Веденеевичу, хозяину боровиковского большого дома: беда грядет, от которой не отмахнуться, и не замолить ее перед иконами. И он слушал и слушал глухими ночами все тот же зловещий шум тополя. Завязь вторая I
Сын Филимон не радовал – увалень. Мешок с мякиной. Сам себе невесту не мог выбрать. Приглянулась парню Меланья из рода Валявиных – дырников. Глянул на нее разок на вечерке и слезу пустил: «Жени, тятя!»
– Какую лихоманку выбрал-то? Тонкая, звонкая, голосистая, на бегах рысистая, а на работу какая? Подумал?
– Подумал, тятенька.
– Ну?
– Робить будет. Порода у Валявиных ядреная. Мужики-то эвон какие! Под потолок. И богатющие!
– Дурило гороховое! Не на мужике женишься, на белице. Как она, приметил?
– В самый раз, тятенька. Обличность у нее как вроде ягодиночка.
– Прости меня, Господи! Истый дурак. Не обличностью землю пахать, а руками надо ворочать, силу иметь в жилах. У той Меланьи, как я видел, жилы наподобие струн балалаешных – натяни покрепше – лопнут. Вот и отпашешься и отсеешься. Милуйся с ягодиночкой, а другие будут кадило раздувать. Смыслишь?
– Смыслю, тятенька. Токмо поскорее жени. Мясоед пройдет – до нового года отложишь.
– Тьфу, пропастина! Жени его. Ишь как подперло.
– Подперло, тятенька. Дыхнуть нечем.
На подмогу сыну пришла старуха – Степанида Григорьевна. Реченье повела издали, с маслеными переборами. И так-то хороша Мелания Валявиных: и добрая, и тихая, и покорная.
– Найди ему девку из нашего толка, – не сдавался бровастый Прокопий Веденеевич.
– Из какого нашего, Прокопий Веденеевич? Меланья тоже будет в нашей вере, тополевой. Крещение примет, – пела Степанида Григорьевна, не в пример сухостойному мужу женщина полная, степенная и неуступчивая.