– Не принимаю то, батюшка. Не принимаю. В Писании апостолов блуда много, скверны много.
Филарет испуганно попятился: еретичка!
– Замкни уши мои, Исусе Христе, чтоб не слышать скверны еретички. Господи!
– Ведьма, ведьма! – трясся Ксенофонт.
Филарет перевел дух, выпил кружку воды и опять приступил к Ефимии:
– Глагол твой, паскудница, в землю ушел. Праведников с веры не совратишь! Не богохульствуй боле. Оглаголь апостола, и я повелю, чтоб развязали тебя.
Ефимия молчала. Назвать апостола – укрепить крепость Филарета. Крепость мучителя. Пусть не она, другие будут мучиться.
– Не оглаголю, батюшка. Крепость твою отринула. Людей жалею, каких ты мучаешь.
– Праведник Андрей, сунь клюшкой в титьку!
Андрей схватился было за железную рукоятку клюшки и тут же одернул руку – обжегся. Прихватил тряпку и вынул раскаленную клюшку из печки.
– Матерь Божья, спаси мя! – успела крикнуть Ефимия, как праведник Андрей сунул клюшкой в грудь…
Тело Ефимии передернулось, вырвался тяжкий стон, и голова свесилась к плечу – сознания лишилась.
– Вопи, вопи, ведьма! – прицыкнул Филарет. Он терпеть не мог, когда пытаемый не вопил бы во всю глотку, не извивался бы, как веревка, кинутая на быстрое течение воды. – Вопи, вопи, ехидна! Андрей, плесни воды в лицо.
От кружки холодной воды Ефимия очнулась.
– Батюшка… батюшка… – прерывисто заговорила она. – Твой сын… Мокей… муж мой… пять годов…
– Не муж, не муж! Опеленала ты его, ведьма, сатанинскими чарами, да и в искус ввела. Грех свой Мокей искупит, Бог даст. Покаяньем, раденьем.
– Искупит, искупит! – отозвались Ксенофонт, Тимофей и Андрей.
Калистрат по-прежнему молчал.
– Оглаголь апостола, ехидна! – требовал Филарет. – На судное моленье выставим. Оглаголь!
Ефимия глубоко вздохнула:
– Не будет того, не будет! Судные моленья – сатанинский вертеп, не Божеский. И ты… ты – сатано!
– Жги ее, жги, Андрей.
Клюшка прильнула ко второй груди Ефимии…
– Вопи, вопи!..
– Сатано ты, сатано! Сынок у меня… Веденей… Я его народила. Я ему все поведала про твою любовь, сатано!.. Как вырастет, проклянет кости твои сатанинские!.. Не будет тебе спасения и на том свете!.. Черви тебя будут точить!.. Проклинать тебя будут живые и мертвые!.. Сатано-о-о! Веденейка, сынок мой, прокляни его до седьмого колена!..
Филарет подскочил на чурке, сел, опять вскочил и посох выронил из рук. Сам о том не раз думал! Изничтожишь еретичку, а Змей Горыныч под боком силу наберет, а потом ядовитое жало пустит в крепость старой веры.
Мысли ворочались злые, беспощадные, жесточайшие.
– Праведники! – Филарет глянул на апостолов. – Али не слышите вопль ведьмы? Змеищу изничтожим, сиречь еретичку, а змей подрастать будет, когти точить будет. Каково житие будет для всех праведников? Спомните, как змееныши Кондратия плевались на судном спросе! Пожгли тех змеенышей. Каково – змей вырастет? Каково?!
– Погибель, погибель будет!
– Сказывайте волю Исусову. – Филарет поднял крест.
Ксенофонт поцеловал крест.
– Удушить змееныша, покуда не вырос змей.
– Исус глаголет твоими устами, благостный Ксенофонт, – помолился Филарет. – Ступай ты, Тимофей, и… – Филарет запнулся, обвел взглядом апостолов и остановился на пунцовом, потном лице Калистрата. – И ты, Калистратушка. Несите парнишку ведьмы. Да тихо штоб. Марфу Ларивонову со чадами не пугайте. Тихо штоб. Благостью чадо возьмите. У избы моей чадо крепше повяжите и уста такоже, чтоб не испускал вопля. Пусть душа чада в рай Господний уйдет без вопля, а не в геенну со еретичкой. Аминь.
Ефимия слушала и плохо соображала. Рассудок будто отшибло. Наконец дошло до ее сознания:
– Ба-а-тюшка-а-а!.. Сыно-о-очка-а-а… помилуйте!..
Филарет обрадовался:
– Вопль, вопль исторгся! Слышите, праведники, как Сатано из чрева еретички возопил? Жутко ему, Сатане, в теле нечестивки. Ужо не так возопит. Не так!
Калистрат вынул перекладину из скоб, открыл дверь и первым вышел через маленькие сенцы на улицу. Хватанул воздуха как манны небесной. В ушах звенело, будто пели купеческие колокольцы на Невском проспекте.
Первая мысль – бежать, бежать к Юсковым. Поднять посконников да накинуться на верижников. И тут же опомнился: у верижников, охраняющих храм Филаретов, сорок ружей! Не одолеть такую ораву. Может, удастся бежать из общины? Куда? Хоть на край света. На покаяние в православную церковь! Хоть к черту на рога, только бы не испытывать раскаленной клюшки!..