По правилам судопроизводства, Мандже и другим (косвенным) свидетелям предложили судебное заседание, и ожидать вызова в коридоре. Стоя среди членов бригады «скорой помощи» и полицейских, с которыми общался в ту злополучную ночь, единственный свидетель-очевидец ловил на себе откровенно сочувственные взгляды, но от этого ему не становилось теплее.
Наконец, когда за дверью было оглашено обвинительное заключение, допрошены потерпевший Батр и подсудимые, Манджу пригласили в зал для дачи показаний.
Опустим за ненадобностью момент уточнения анкетных данных, во время которого Манджа успел сориентироваться: Батр не «узнавал» своих обидчиков, говорил, что его били другие; подсудимые держались отработанной версии, что ничего предосудительного не совершали, и вообще в ту ночь не были в районе города, где произошло ЧП, а гуляли себе с приятелями в ресторане «Эльдорадо». И тому имеется немало свидетелей, как из числа дружбанов-собутыльников, так и официанток, обслуживавших их столики, администратора заведения и сотрудников охраны. Стратегическая линия защиты строилась так, чтобы опорочить опознание Манджой подсудимых в ночь преступления, поставить само опознание под сомнение.
Первое слово взяла прокурорша:
- Свидетель, а по каким признакам вы опознали подсудимых?
- По тем же самым, по которым утром вы опознаете, что рядом с вами лежит законный муж, а не чужой мужчина, - невозмутимо ответил свидетель Манджа.
- Ваша честь! – взвился с места экзальтированный «Вольфович». – Свидетель издевается над участниками процесса! Я требую призвать его к порядку! У нас не балаган!
Прокурорша натянула на личико маску оскорбленной невинности, а судья сделала Мандже замечание.
- Хорошо, - согласился Манджа, - опознал я их по одежде, росту и комплекции, по чертам лица.
- Но ведь было совсем темно, а парни сразу убежали, как вы могли все запомнить? Вы что, феномен? – витийствовал «Вольфович».
- Вы правы, я человек, а не феномен. Но, во-первых, было не совсем темно, там, где находились потерпевший и подсудимые, горел уличный фонарь. Во-вторых, я не ношу очков, зрение у меня стопроцентное. В-третьих, я охотник. То, что увидел хоть на секунду, помню отлично много лет.
- Хочу уточнить, - вставил рассудительно «общественный защитник», блеснув линзами «хамелеонов», - свидетель без принуждения, подсказок и без колебаний опознал всех троих. В протоколе не зафиксировано никаких процессуальных нарушений.
- А вы что – защищаете свидетеля? – всплеснул руками Вольфович.
- Угомонитесь, коллега! – холодно отрезал «общественник», - я вношу ясность в вопрос, связанный с опознанием.
- А вот здесь вы не правы! – с плохо скрываемым торжеством воскликнул его оппонент. – Защита располагает сведениями, что как раз с этими протоколами не все в порядке! Подписи понятых подделаны сотрудниками полиции, есть такая информация.
Чтобы не утомлять читателя деталями нашего судопроизводства, перевернем страницу с описанием вызова понятых, подписи которых стояли в протоколах опознания задержанных, ожиданием их прибытия в суд. Во время вынужденного перерыва «общественный защитник», проходя мимо Манджи, вполголоса обронил фразу:
- За себя вы можете не переживать, Манджа Иванович! Но дело они, похоже, развалят. Приготовили сюрприз! Но это уже не моя проблема.
Представшие перед судьей понятые долго и скрупулезно изучали подписи в протоколах, потом оба заявили, что «автографы» сделаны не их рукой, они иначе расписываются. И вообще они что-то не припоминают, чтобы участвовали в самой процедуре опознания полгода назад. Манджа молчал, стиснув зубы, он прекрасно запомнил этих людей. В голове пронеслось: «Что оккупанты с народом сделали? То ли запуганы все, то ли готовы за деньги продать все святое, даже совесть и честь? Тут еще один вопрос возникает: а были ли они у них – совесть и честь?»
Смущенные сотрудники полиции, проводившие опознание, деревянными голосами дали показания, что в связи с крайне поздним ночным временем найти понятых было очень затруднительно, практически невозможно, поэтому они внесли в протоколы паспортные данные людей, ранее проходивших по каким-то другим делам, и расписались за них. Конечно, они понимают, что нарушили закон и готовы нести за это полную ответственность, но совершили фальсификацию не из корыстных или других побуждений, а исключительно от безысходности.
Эти признания прозвучали в зале судебного заседания эхом маленького «Чернобыля», для несведущих, конечно.