Он видел её, но в ней её не было. Вино вылилось, осталась только бутылка. Такая же, как и прежде, но какой в ней смысл без вина? Тебе больше не ощутить его неповторимый вкус, от которого невольно подрагиваешь, не почувствовать сплетение ароматов, не насладиться игрой красных переливов. Бутылка без того, что наполняет её жизнью, бессмысленна. На вечно. Осознание бьёт в грудь и голову сильнее боевого молота, сдавливает всё внутри. Сдавливает даже твой внутренний мир. Вот это молоту точно не под силу... И всё, что остаётся — поблагодарить судьбу за то, что тебе посчастливилось быть причастным к столь прекрасному вину, ведь даже за мгновение с ним ты готов отдать вечность. А бутылку закопать, чтобы она не напоминала о том, что когда-то было внутри. И что никогда больше не вернётся.
Хорошо, что сейчас его никто не видит. Уже пошли слухи, что король, недавно похоронив жену, занят обычными делами. И то, как он вёл себя при людях, делало эти слухи небезосновательными.
Что-то затарахтело, и кот вошёл в комнату через окно.
— О, — шепнул король, — Рох, это ты.
Король улыбнулся. Вышло кисло.
— Ты же приглядишь за дворцом, если что? — он поглаживал огромного пепельного кота.
Тот довольно замурлыкал, но в глазах животного был явно виден блеск сопереживания. Этот клубок шерсти явно что-то чувствовал и понимал. Он был чрезвычайно уникален. Потомок благородного кошачьего рода, служившего всем предыдущим королям. А после Разрыва он упорно отказывался стареть.
Король поднялся. Подошёл к открытому окну и глянул куда-то за горизонт, постепенно опуская взгляд к двору.
— Дурак... нет, идиот. Глупец, — начал он вдруг разговаривать сам с собой.
Он допустил возможность просто выброситься из окна. Дьявольская высота. Почему нет? Почему? Плюс-минус десяток лет. Всего-то. Но подобное проявление слабости сможет навредить сыновьям. Везде только враги, которые так и ждут возможности накинуться на соседа. Ждут этой самой неразберихи со смертью правителя.
— Рох, думаешь, она в лучшем месте? Она заслужила. Если такое место есть, то она там. Да... — он немного помолчал, снова принялся гладить пушистого любимца. — Такое место должно быть. Не может человек жить, а потом в мгновение исчезнуть. Стать ничем нигде. Это... это ведь глупо... что скажешь? — обратился он к коту, и тот мяукнул. — Недавно я общался с огромным разумным быком на двух ногах, а теперь позволяю себе в чём-то сомневаться? Бред...
Подобные диалоги король вёл только с котом. Как и многие другие. Рох знал больше тайн, секретов, взглядов и душевных переживаний, чем кто-либо в этом городе.
Уже спустя несколько часов придворный маг отправил зачарованного голубя в каньон.
3
В небольшом отдалении от каньона раскинулся лагерь людей. Во дворе форта стоял отряд зверолюдов: минотавры, людоволки, сатиры и прочие. Напротив сгруппировались воины форта: отборные бойцы, которым было строго запрещено рассказывать о том, что происходит на их работе. Никто не орал, не построился в боевой порядок. Зверолюды и люди перебрасывались жалобами на погоду. В каменном здании, за столом сидели правители двух народов: Кресус — огромный минотавр в кольчуге и Ричард — седой, но не старый мужчина с аккуратной бородкой с усами.
— Мои соболезнования. Я слышал о трагедии. Королева была достойным человеком, — начал зверолюд пронизывающим голосом.
— Не нужно бесполезных соболезнований. Тем не менее, благодарю. Приступим к делу, — Кресус кивнул в ответ. — Я разрешил вам поселиться в каньоне, охотиться и выращивать, что пожелаете.
— А шаманы и друиды взамен заботятся о вашей земле. Не хотелось бы хвастаться, но память у меня неплохая. Зачем же вы повествуете о нашем договоре? Что-то пошло не так?
— Вы меня ещё спрашиваете?! — король повысил тон, но лицо оставалось каменным. — Уповаю на вашу память и предполагаю, что вы так же помните об одном важном пункте: зверолюды не должны убивать людей.
Кресус задумчиво сложил руки домиком на уровне губ.
— Проблема действительно ужасна. Но могу гарантировать, что мы строго соблюдаем этот пункт договора. Подобные вещи не в нашей идеологии.
— Тем не менее, моя жена мертва. И ваша неписанная идеология не делает её живой. Смерть — факт. Призрачные убеждения — не очень, — в его голосе отвращение смешалось с ненавистью и плохими попытками скрыть это.