Осенью следующего, 1240 года уже сам Бату-хан повел рать несметную прямиком на запад, на Киев, нигде по пути у городов и слобод не останавливаясь. Было у него войска столь много, что, по словам летописца, скрип телег, рев верблюдов, ржание коней слышались за сорок верст.
Сказал летописец: «Приде Батый Кыеву в силе тяжьце, многим множеством силы своей…»
Дождался Бату-хан, когда Днепр замерз, и повелел своим воинам переправляться по льду. Окружили они город, поставили камнеметы и пороки; несчастные пленные начали разбивать стены. На восьмой день осады, 6 декабря, пошли враги на приступ.
Сражались сперва под городскими стенами, потом на улицах, потом внутри каменных храмов. Последним оплотом оставалась Десятинная церковь, но и там все укрывшиеся погибли. Киев был взят, разрушен, сожжен, а все его защитники и мирные жители до последнего человека были или перебиты, или взяты в плен. Пленили враги и тяжелораненого воеводу Дмитра. За храбрость Бату-хан пощадил его.
Дальше на запад двинулись завоеватели, захватывали и уничтожали по пути города и селения, но всюду встречали сопротивление. Они прошли русские земли насквозь, перешли через Карпатские горы, далее разделились на три войска. Сражались они с венграми, с поляками, с немцами и побеждали. Но в каждом сражении гибли их воины, с каждой битвой таяли их полчища.
Еще когда Чингисхан покорял царство за царством, в Европе подняли тревогу: а куда пойдут кровожадные завоеватели дальше? И правители и простые люди успокаивали себя, больно уж далеко на востоке горели города и гибли мирные жители.
Теперь, со взятием Киева, зловещая угроза приближалась, казалась неминуемой. Страх обуял Европу, воинов Бату-хана считали выходцами из ада и потому непобедимыми, их с трепетом ожидали в Италии, во Франции, даже в Англии. Рыбачьи суда не выходили в море, не засевались нивы, повсеместно закапывались клады…
А Бату-хан продолжал вести свои тумены все дальше на запад, к тому Последнему морю, о каком грезил его дед Чингисхан.
Но не суждено было свершиться самонадеянным замыслам Бату-хана. Один из его туменов потерпел поражение от чехов под городом Оломоуцем. Уразумел Бату-хан, что зашел чересчур далеко. И повелел он повернуть свои сильно поредевшие рати обратно на восток. Они снова прошли насквозь Южную Русь и остановили коней в степях низовьев Волги.
Народы Европы смогли вздохнуть с облегчением. Они поняли, что беда миновала, что спасены.
А спасли их народы славянские, и прежде всего народ русский. На долгие годы загородил он Европу как бы щитом и принял на свою грудь всю тяжесть и все бесчестье тех скорбных лет, какие ныне называют монголо-татарским игом…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Погибла красота наша
1
се было ужасно, горестно и унизительно в той године, в той черной, временами казавшейся беспросветной беде, какая опустилась на землю Русскую.
Страшна была участь городов, где жители оказывали врагам сопротивление, где бились до последнего воины и мирные люди. Города были сожжены дотла, их жители, в том числе женщины, дети и старики, были либо убиты, либо уведены в плен. Особо тяжкая судьба постигла Рязань, Коломну, Москву, Владимир, Торжок, Козельск, Киев.
Католический монах-путешественник Плано Карпини, посланный римским папой в 1246 году в Монголию, проезжая через Киев, отметил, что не нашел там ни одного жителя, а видел только развалины и всюду разбросанные человеческие кости.
В малых городах и селениях невозможно было оказывать сопротивление завоевателям. Там люди спасались бегством, укрывались в дремучих лесах. Когда же враги уходили дальше, уцелевшие жители возвращались на пепелища. А такие города, как Ярополч на Клязьме, как Вщиж в земле Брянской, и восстанавливать не стали, находили другие, более пригодные для жизни места. Избы рубили редко, а чаще копали землянки.
Но побежденные не склоняли голов перед победителями. Отваживались они браться за оружие, но лицом к лицу в схватки не вступали, а собирались небольшими отрядами, крались по пятам завоевателей, нападали на отсталых и сонных.
Много ли было подобных смельчаков, мы не знаем. Летописи о таком разобщенном, но дерзком и мужественном сопротивлении молчат. Но оно, несомненно, было.
Молва народная донесла до нас имя одного славного витязя, которого можно назвать первым русским партизаном.
Таков был Евпатий Коловрат — рязанец родом. Когда погиб его родной город, он находился в Чернигове. Услышав страшную весть, «с малою дружиною» он поскакал в Рязань, увидел пожарища, множество трупов и «воскрича в горести душа своея и распаляся в сердцы своем».