В летописях ничего не говорится о том предании, о каком идет рассказ в «Сказании о Мамаевом побоище»; а то предание позднее перешло во многие романы и повести, посвященные знаменательным для Руси дням. Одни историки говорят: «Да, так было», другие отвечают: «Не доказано!»
После кончины Алексия преемника ему поставить не успели. Негласным духовным главой Северо-Восточной Руси считался основатель и игумен Троицкого монастыря Сергий Радонежский.
Будто перед самым походом Дмитрий со своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем серпуховским, в сопровождении немногочисленной дружины, отправился за шестьдесят верст от Москвы, в тот укрытый дремучими лесами монастырь, чтобы получить от Сергия благословение на битву.
Сергий был крупным церковным деятелем. Его глубоко почитали и князья, и простые люди. Несомненно одно: в те страшные для Руси дни Сергий мыслил о том же, о чем мыслили Дмитрий, его воеводы, его воины, о чем мыслил весь народ русский, — как победить!
Жили тогда в Троицком монастыре два монаха родом из Брянска — Александр Пересвет и Родион Ослябя.
Оба, посоветовавшись с Сергием, взяли оружие и вступили в ряды русского воинства.
Почему они так поступили? Ведь по строгим церковным канонам чернецы-монахи не смели даже носить оружия, не то чтобы сражаться.
А Сергий, чтобы поднять дух русского войска, решился нарушить эти каноны. Пусть каждый ратник знает: если два чернеца вступили в их ряды, значит, война против татар священна, значит, русские пошли сражаться за святое, за правое дело[37].
Дмитрий вернулся в Москву и повелел всем полкам идти на ратный подвиг.
Автор «Сказания о Мамаевом побоище», чья душа была переполнена теми великими событиями, какие довелось ему описывать, начертал взволнованные слова о том, как тремя потоками, через трое кремлевских ворот — Фроловские, Константино-Еленинские и Никольские — двинулись, сверкая оружием и доспехами, русские воины в путь к городу Коломне. А княгиня Евдокия сидела «на урундуце под стеколчяты окны» — на крыльце островерхого узорчатого терема. Со слезами на глазах провожала она своего нежно любимого мужа. А матери, жены, сестры и дети московских воинов теснились на кремлевской площади, стояли на тех улицах посадов, где должны были проходить полки. Они провожали своих сыновей, мужей, братьев, отцов и, плача, повторяли:
«Пошли с великим князем за всю Землю Руськую на остраа копья».
Много полков отовсюду стеклось в Коломну под стяг Дмитрия Ивановича. Сам он с главными силами прибыл 18 августа. Все луга вокруг города запестрели шатрами.
«И съвокупися князь великии Дмитрей Ивановичь со всеми князьями рускыми и со всею силою Руской земли и поиде вборзе (спешно) из Москвы противу поганых и прииде на Коломну, индеже собрав воев своих сто и пятьдесят тысящь, опричь рати иных князей и воевод местных…»
Сколько же на самом деле собралось русского войска?
Разные цифры называют историки: и более ста тысяч ратников, и двести тысяч. Несомненно одно — их было меньше, нежели у Мамая, раза в полтора.
«И от начала миру не бывала такова сила руских князей, якоже при сем князи (то есть при Дмитрии)…»
Пришли рати от земель, подначальных Москве, и от земель независимых. Пришел полк серпуховской и боровский князя Владимира Андреевича, привели московские воеводы полки стольного города, а также дмитровцев, можайцев и коломенцев, явились полки ярославский, углицкий, ростовский. С дальнего Белоозера, куда ордынцы и не заглядывали, прибыла рать, костромичи явились, тарусские и оболенские князья привели отдельный полк, пришли владимирцы, стародубцы. А тверской полк прибыл совсем малый, не сдержал князь Михаил Александрович договор с Москвой — и сам не поехал, и сыновей не послал. Зато два литовские князя — сыновья покойного Ольгерда, враждовавшие за литовский престол со своим младшим братом, великим князем Ягайло, привели полки: Андрей Ольгердович — псковский и полоцкий, а Дмитрий Ольгердович — брянский. Были полки переславский, муромский, козельский, елецкий. Не все упоминались в «Сказании о Мамаевом побоище», может статься, были рати мордовские, чувашские, мещерские, пермские, да еще удальцы из далекого Великого Устюга, куда об ордынцах только молва доходила.
Жили тогда в Москве купцы из крымского города Сурожа. Дмитрий позвал десятерых из них — будут они свидетелями грядущей победы. А в победу твердо верил и Дмитрий, и все русское воинство.
Но были и такие, кто уклонился, не привел войска в Коломну.
Дмитрий Константинович суздальский не послал зятю подмоги, сослался, что свои рубежи оборонять надо.
37