Полки дошли до устья речки Лопасни. Там тремя бродами переправились через Оку. Далее вся огромная рать, конная и пешая, с груженными разной кладью и продовольствием повозками, с многочисленными гуртами скота повернула на юг, растянувшись на много верст.
Почему русское войско не стало переправляться через Оку у Коломны? Дело тут было вовсе не в более мелких бродах — «перелазах» — близ устья речки Лопасни. Дмитрий знал, что Олег рязанский со своим войском стоит недалеко к востоку, но не имел и понятия о его намерениях — враг ли он или хочет остаться в стороне. Оттого и повел Дмитрий свое воинство в обход Рязанского княжества.
От лазутчиков он и его воеводы знали, что великий князь литовский Ягайло находится где-то западнее и ведет войско на соединение с Мамаем.
И пошли русичи на юг, имея рязанскую рать недалеко справа, а рать литовскую где-то слева.
Наконец прискакал гонец с известием: полчища Мамая перешли на правый берег Дона выше устья Красивой Мечи.
Дмитрий повел русское войско навстречу. На всякий случай он выделил против Олега отдельный отряд и тем ослабил русскую рать.
Леса кончились. Полки Дмитрия вступили в степи[38], куда уже двести лет как русские рати не хаживали.
Когда-то по малым селениям жили там русичи мирно, сеяли хлеб, охотились, рыбу ловили. Но не было в тех степях надежной защиты с юга. Случалось, налетали половецкие отряды, грабили, жгли и вновь скрывались. А потом было нашествие Бату-хана, и начались частые набеги ордынские.
И те степи совсем обезлюдели. Уцелели по берегам рек и речек, на земле, никому не принадлежавшей, под укрытием колючего кустарника лишь редкие заимки «вольных людишек». Оттого-то и стали называть те степи Диким полем. Дмитрий, его воеводы и все простые ратники понимали: надо идти вперед, не дать литовским полкам соединиться с полчищами Мамая.
Русское войско растянулось, донимала палящая жара, и потому оно двигалось медленнее, чем того неумолимо требовала обстановка. Переходы делались всего по пятнадцати, по двадцати верст в день.
В ковыльной степи идти войску стало легче. Вышли полки к Дону и направились вдоль его левого берега. Утром 6 сентября вся русская рать встала лагерем против впадения в Дон реки Непрядвы. «И выидоша в поле чисто на усть реки Непрядвы…»
Лазутчики донесли, что силы Мамая находятся всего в одном переходе и медленно движутся вперед.
А другие лазутчики донесли, что литовцы недалеко — в городе Одоеве.
Дмитрий созвал совет старейших князей и воевод. Как быть? Оставаться ли на месте, укрепиться ли лагерем и ждать? Но тогда соединятся силы татар и литовцев. Долго совещались, в конце концов было решено: пока литовцы не подошли, переходить Дон немедля. Знал Дмитрий, и воеводы знали, что Дон глубок и окажется позади их полков, а берег его крут. Коли худо придется — отступать будет некуда.
В летописи рассказывается, что тогда прибыл гонец из Троицкой обители с посланием от Сергия. Старец писал Дмитрию, пусть он без страха и с верою в грядущую победу шел бы вперед.
Чтобы еще выше поднять и без того высокий дух войска, Дмитрий распорядился прочесть грамоту Сергия перед всеми полками.
Весь день, весь вечер, всю ночь переправлялись — конные разными бродами, пешие вплавь или на плотах, наскоро связанных.
К восходу солнца все войско было на правом берегу Дона.
Утром Дмитрий с воеводами отправился осматривать местность, которая расстилалась перед ними. Пространство между реками Доном и Непрядвой называлось Куликовым полем. Оно оказалось открытым, но неровным, повсюду поднимались невысокие холмы, тянулись гривы, торчали кочки.
Излюбленный еще со времен Чингисхана татарский способ воевать — пускать всадников двумя колоннами вперед, потом заворачивать вправо и влево, осыпая стрелами на всем скаку пеший строй противника, — тут не принесет врагам удачи, будут их кони по кочкам, по буеракам, по колдобинам спотыкаться.
Да еще овраги с крутыми склонами, заросшие колючим кустарником, стесняли местность с обеих сторон. Не сможет Мамай сразу ввести в бой все свое огромное войско, да овраги не позволят татарской коннице ринуться в обход.
И понял Дмитрий и его воеводы, что лучшего поля для битвы не сыскать.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
«И бысть сеча зла и велика»
