Задумчиво рассматривая смуглое лицо противника, я быстро пробежался пальцами по завязкам своей кожаной брони, в который раз перепроверяя, что все в порядке — ничего нигде не развязалось и не стесняло движений. Поправив ножны с мечом, облизал губы, напряженно вслушиваясь в голос глашатая, ведущего обратный отсчет.
Три.
Таммас, презрительно улыбающийся все это время, подобрался, как хищный кот перед прыжком.
Два.
Я опустил руку на рукоять меча, наполовину выдвинув его из ножен. Это скорее обманный маневр: если мне действительно понадобится достать меч в этом бою, значит, дело идет совсем плохо.
Один.
Я резко растопырил пальцы на второй руке, заложенной за спину — и все вокруг замедлилось, словно угодив под воду. Это одна из моих домашних заготовок — сочетание сразу трех заклинаний, «подвешенных» на один-единственный жест. Все они действовали исключительно на меня, так что антимагическая пелена, все еще висевшая передо мной, не должна была их заблокировать. Благословление воды — почти на четверть подкидывало все мои параметры. Крепость тела, недавнее приобретение Школы Жизни — работало подобно моему навыку каменной кожи, только более универсально — в отличие от навыка, заклинание защищало в том числе и от дробящего урона. Увы, оно было все еще слабовато, и действовало всего пару минут, но, надеюсь, мне хватит. У меня все еще были нехорошие предчувствия насчет скорости Таммаса — и если это мне интуиция шепчет, то было бы глупо к ней не прислушаться. Третье же заклинание, «Ускорение» школы Молнии, нравилось мне больше всего. Полминуты ускоренной реакции и восприятия внешнего мира — это просто удивительная штука. Именно при помощи этого заклинания я начал периодически побеждать в тренировочных боях с Авиндалем. Увы, ману заклинание жрало как не в себя, и в рангах росло еле-еле, так что универсальным решением для всего подряд оно, увы, не являлось. Пока.
Бой!
Пелена резко растворилась, а буквально спустя мгновение Таммас, подхваченный воздушной волной, выставив копье перед собой, с огромной скоростью понесся на меня. Если бы не ускорение и благословление — я бы даже заметить не успел, как его копье пронзило мне сердце. А так… заметить успел. Увернуться — лишь наполовину. Вместо сердца копье с огромным усилием пропороло моей левый бок, оставив после себя широкую кровавую полосу и скользнув вдоль ребер — увы, крепость тела даже вкупе с каменной кожей не смогли с таким справиться. Хотя кто знает — может, без них копье и ребра бы пробило? Все-таки удар вышел просто чудовищным. Броню прошило настолько легко, будто ее на мне вовсе не было.
Но, несмотря на всю мощь и скорость удара, он был… одноразовым. Либо пан, либо пропал. И теперь, не победив с одного удара, Таммас сам оказался в крайне уязвимой позиции — прямо рядом со мной, с жестко зафиксированным внутри чужой брони оружием, да еще и существенно наклонив корпус вперед. И его голова была прямо на уровне моей груди. Можно было выхватить меч. Можно было выпустить ему в лицо ледяную стрелу. Или…
Схватившись за застрявшее копье, чтобы Таммас не выдернул его, второй рукой я резко ударил его в челюсть. Даже не сжимая кулака, простой раскрытой ладонью.
Соперник закатил глаза и рухнул без сознания на песок арены.
Касание Смерти сработало безотказно.
Ругаясь сквозь сжатые зубы, я стоял на арене в оглушающей тишине и снимал с себя кожаную кирасу вместе с копьем, пробившим ее насквозь. Сначала попробовал вытащить копье, но оно то и дело задевало рану, заставляя меня вздрагивать от вспышек боли — и я плюнул, перейдя сразу на завязки кирасы. Вспотевшие пальцы скользили по туго затянутым узлам, а я продолжал ругаться под нос, не обращая внимания на ожившие трибуны. Наконец, последний узелок сдался — и я выскользнул из пробитой кирасы, словно черепаха из панциря. Задрал рубаху, поморщившись при виде белеющих в глубине раны ребер, осторожно сжал края рукой, использовал восстановление и, наконец, огляделся.