Может, я теперь и громила. Но все же не совсем тупоголовый.
Глава 15
О смерти императора и его родных объявили на следующий день. Видимо, дольше держать в секрете такую новость попросту не смогли. На каждой площади и каждом перекрестке столицы стояли вестники и орали в специально выданные по такому случаю артефакты-громкоговорители. Мы как раз нестройной группкой возвращались в школу после третьего дня боев, и то и дело проходили мимо таких глашатаев: юнцов с выпученными — то ли от ужаса, то ли от восторга — глазами.
— … это огромная потеря для каждого из нас, но Леварис пройдет сквозь это испытание с честью…
— … сохраняйте спокойствие и не поддавайтесь на провокации отдельных…
— … сов! Герцог Легойский, также почивший в эту ночь, был умным и добрым человеком, это знал каждый, кто с ним общался…
На каменном лице Авиндаля на последних словах проявилось удивление и он дернул уголком рта, явно сдерживая улыбку. Наткнувшись на мой вопросительный взгляд, он шепотом пояснил:
— Какой идиот составлял им эту речь? Из Легойского такой же добряк, как из меня почтенная матрона. Слухи о нем ходили такие, что некоторые мамаши пугали им детей. Мол, пойдешь по кривой дорожке — и, рано или поздно, встретишься с его милостью Дитмаром. Хотя я почти уверен, что существенную часть этих слухов он сам и распускал. Старался поддерживать соответствующую репутацию — учитывая его работу, это было весьма полезно. Но все же кое-что там определенно было правдой…
Я молча кивнул, продолжая шагать по улице и рассматривать людей вокруг. Кто-то сбился в толпу вокруг глашатаев и молча внимал им, кто-то собирался в небольшие группки поодаль, обсуждая происходящее с друзьями и знакомыми. Редкие одиночки целеустремленно двигались по своим делам, всем своим видом показывая, что, даже если рушится мир, кто-то должен продолжать работать. На лицах у всех читалась смесь самых разных, но в основном негативных эмоций: смятение, беспокойство, страх. У некоторых можно было увидеть что-то вроде злорадства: «ага, не только обычные люди, но даже император внезапно смертен»; у некоторых — осторожное облегчение и надежду: видимо, это были те, кто Париса не любил или имел иллюзии на тему того, что все быстро закончится и место старого императора займет новый, получше.
Гладиаторы тоже шушукались на ходу между собой, но далеко не все. В основном те, кто уже встретился со своими противниками в этом круге. То есть — примерно половина. Тем, кто проиграл и выжил, было уже особо не о чем беспокоиться: их подлечат и отправят на каторгу. Те, кто выиграл, старались не волноваться попусту и чересчур заранее. Вот появятся результаты следующей жеребьевки — там можно и понервничать. Ну а остальные сейчас были больше сосредоточены на собственных боях завтра-послезавтра, чем на каком-то весьма абстрактном императоре, к которому большинство бывших преступников особого пиетета не питало.
Стоило нам втянуться во внутренний дворик школы, как Авиндаль, шедший последним, окликнул нас:
— Грегори, Интис, Риан! Полчаса на переодевание и легкий ужин — и жду вас внизу. Не переедайте, а то всю площадку опять запачкаете!
Сзади донесся тихий стон — кажется, Интис. Тренер, видимо, услышавший этот звук, ехидно прикрикнул:
— Император мертв, а вы еще нет! Ключевое слово тут — «еще»! Понятно? Не слышу!
— Понятно!
Предположение Римана в итоге оказалось верным, но неточным. Турнир в итоге лишь приостановили, но вовсе не на пару дней. На следующий день после обеда прибежал взмыленный гонец и вручил ланисте конверт довольно официального вида. Авиндаль прямо при нем вскрыл конверт и пробежался глазами по письму. Кивнул, кинул парню серебруху на чай — бедолага совсем плохо выглядел. Без особой радости на лице тот закинул монету в кошель и рванул дальше с такой же скоростью, с какой прибыл. Видимо, ему нужно было отдать такое же письмо во все школы, и успеть это сделать до момента, когда гладиаторы отправятся к Колизею. И это с учетом того, что некоторые школы в абсолютно разных частях города, а то и вовсе за его пределами! Я лишь с жалостью покачал головой, проводив гонца взглядом, и подошел к Авиндалю:
— Что интересного пишут?
— Пишут, что у меня есть лишние десять дней на то, чтобы превратить тебя в демона смерти. — Ланиста молча сложил письмо и засунул его в карман.
— Ого. Десять дней траура? Не многовато?
Авиндаль лишь пожал плечами в ответ: