Последние годы Сахарова прошли безрадостно и печально. На скромные, с трудом скопленные средства и «почти в долг», как свидетельствовал Срезневский, Сахаров приобрел в Валдайском уезде Новгородской губернии небольшое именьице Заречье, где и умер 24 августа 1863 года. Его племянник писал палеографу и библиографу В. М. Ундольскому, что до самой своей болезни Сахаров не расставался с мыслью осуществить новое издание «Сказаний русского народа» и хотел включить в них помимо выпущенных прежде «Русских народных сказок» (с дополнением около десяти листов) пословицы, а также рассеянные по разным журналам и отдельным изданиям материалы о русском иконописании.
Еще при жизни Сахаров услышал не только похвалы, но и суровую критику. В 1854 году Аполлон Григорьев резко осудил его за допущенное при издании песен нарушение их ритмико-мелодического и лексического строя и приравнял к тем издателям, которые искажали фольклор. Нашлись и другие исследователи, которые дополнили и развернули эту текстологическую критику3. Тем не менее спустя годы в «Истории русской фольклористики», взвесив соображения критиков Сахарова, М. К. Азадовский признал: «В большинстве случаев в своих изданиях Сахаров являлся новатором и впервые вводил в научный оборот памятники чрезвычайного значения и ценности» и еще: труды Сахарова «должны быть сохранены в инвентаре нашей науки». Последнее соображение очень важно. Во времена Сахарова еще не существовало научных принципов издания фольклора, но это не должно помешать нам пользоваться выпущенными в ту пору сборниками. Необходимо лишь считаться с прежде принятым обыкновением публиковать фольклор.
Публикация фольклора — не простое дело. Естественная стихия народных песен, сказок, бывальщин, пословиц, загадок, вообще всех устных произведений — их изменчивость. Фольклор подвержен действию разных факторов — среди них такие важные, как память певца и рассказчика, местное своеобразие устных произведений. Собирателю может попасться хороший певец или рассказчик, но может повстречаться и человек с плохой памятью, просто — бестолковый или такой, который не сумеет исполнить произведение, как обычно исполняет в привычной среде своих слушателей,— он просто перескажет его схематично, пропустит важные подробности. Да и варьирование ставит тех, кто записывает фольклор, в весьма трудное положение. Как в этих случаях собирателю получить полноценный текст?
Первые собиратели действовали по-разному и, как правило, стремились запечатлеть в записи широко распространенный вариант фольклорного произведения. Если встречался другой вариант, его правили сообразно с тем, что о нем уже было известно или что вообще соответствовало представлению собирателя об устном произведении. Такая правка преследовала цель воспроизвести фольклор в его типичном бытии и не воспринималась фальсификаторством. Лишь спустя время, когда число записей умножилось, другие собиратели и публикаторы смогли усмотреть в прежних записях и неверную правку, и произвол, и искажения.
Сахаров поступал, как многие в его время: он считал возможным изменять записанный фольклор, править материалы, полученные от других лиц. Пыпин был прав, говоря: «Ему доступны приемы только первоначальной критики… при издании песен, сказок, преданий, при описании обычаев, он знает, что они должны записываться с полной точностью; но действительной критики у него нет и следа,— напр«имер·, в «исследовании» славянской мифологии или в издании песен он думает, что вопрос состоит только в пересмотре того, что было сделано его предшественниками».
Обвинение в фальсификации, которое до настоящего времени тяготеет над Сахаровым, остается недоказанным. Например, утверждают, что он сочинил сказку об Анкундине и тем самым ввел в заблуждение даже такого ценителя фольклора, как Белинский. П. А. Бессонов, первый в 60-х годах заговоривший о фальсификации Сахарова, привел не столь уж веские доказательства — более того: он сам же ставил сказку об Анкундине в ряд произведений типа пересказа былины о Василии Богуславовиче. Сказка об Анкундине отличалась лишь более развернутым изложением сюжета, более свободной перелицовкой и общей перекомпановкой эпизодов. Только со временем стало ясно, что Сахаров мог быть жертвой доверчивости: сказка — творение грамотника, а не фольклор (любопытно, что сам Сахаров замечал перекличку сказки об Анкундине с поэмой «Карелия» Ф. Н. Глинки). Даже согласившись, что Сахаров в своих публикациях, как выразился Пыпин, прибегал к «манипуляции» — правил фольклор, то и при этом нельзя не признать, что собиратель в большинстве случаев издавал подлинный фольклор. Удивляться следует не тому, что у Сахарова встречается правка, а тому, что ее не так много. М. К. Азадов-ский имел все основания писать о Сахарове и других первых публикаторах русского фольклора — М. Д. Чулкове, И. М. Снегиреве, что в их сборниках «имеется большое количество древних и редких редакций фольклорных текстов, обходить которые в исследовательской работе было бы неправильно».
Богатство и разнообразие «Сказаний русского народа» отмечалось всеми. В «Сказания» вошло «русское народное чернокнижие»: заговоры, описания магических обрядов — чародейств, ворожбы, разных гаданий, снотолкования, а также народные игры, загадки, присловия и притчи, «народный дневник» — подробная роспись по дням и месяцам праздников, примет, характеристика обычаев и обрядов. Сахаров создал энциклопедический справочник, свод народоведческих сведений, многосторонне характеризующий русский быт и устную поэзию в ее художественной прелести и обаянии.
Книги Сахарова почти сразу после выхода в свет стали редкостью. Их ценили, они прочно вошли в культурный обиход. Н. Г. Чернышевский счел нужным защитить его от нападок молодого поколения филологов: «…многие ныне из-за мелочных недостатков забывают о достоинствах изданий гг. Сахарова и Снегирева, которые оказали гораздо более услуг изучению русской народности, нежели люди, так свысока трактующие о них».
В 1862 году в статье, посвященной своему опыту преподавания в Яснополянской школе, Лев Толстой писал, что «Сказания русского народа» и вообще фольклорные собрания— «суть книги, писанные не для народа, а из народа» и что они понятны и по вкусу крестьянским детям: «Нельзя поверить, не испытав этого, с какою постоянной новой охотой читаются все без исключения подобного рода книги…»
После появления новых капитальных фольклорных сборников А. Н. Афанасьева, В. И. Даля, П. В. Киреевского, П. Н. Рыбникова, А. Ф. Гильфердинга наследие Сахарова все дальше уходило в тень. И вот теперь, спустя много десятилетий новым читателям предстоит знакомство с давним фольклорным собранием Сахарова. Оно воспроизводится по двухтомному изданию 1885 года, со всеми особенностями сахаровской передачи древнерусских грамот, летописных известий, в той орфографии, которая была принята во времена собирателя. В необходимых случаях дан и перевод иноязычных цитат. Примечания сохранены в том виде, в каком они представлены у Сахарова.
Можно согласиться с автором неподписанного предисловия к изданию 1885 года, что в публикации не обойдено ничего из «всего важного и существенного». «Сказания русского народа» помогут каждому составить свое собственное представление о заслугах Сахарова как собирателя и публикатора фольклора. По этому собранию можно судить о разнообразии многовекового поэтического творчества народа в той области, которая непосредственно была связана с бытом патриархальной Руси. Это — старина, но преодолевшим власть времени в ней остается не только поэтическое начало, присутствующее всюду — и в древних заговорах, и в притчах, и в обрядах, и в календарных приметах, и в играх, и загадках. Рачительное отношение к культуре прошлого включает в себя прежде всего его знание, а корректирующий опыт нашей современной жизни сам укажет, что взять и сохранить из старины для новых свершений.