— Да я, признаться, не знаю, с чего и начать… — Замялся бард.
— Ты мне тут не юли, — проворчал заезжий торговец, — я не для того кулаки в кровь разбил, чтобы недомолвки твои выслушивать. Отвечай, прямо и по делу.
— Юлить я не собирался, поверьте. Этот великан, которого вы так славно отделали, прибыл к нам дней пять тому назад и вел себя вполне мирно, разве что держался особливо среди прочих. Из всех отягощенных любопытством, я стал первым, кому удалось разговорить его, и мы, скажем так, обменялись историями. То, что мне удалось узнать…
— Тьфу, чтоб тебя! — воскликнул незнакомец. — Мне нет дела до того, кто он, откуда и что тебе рассказал. Мне просто нужно знать, сколько твоей вины в моих синяках и порванном костюме! В последний раз спрашиваю, чем ты его разъярил?
* * *
Кронт с трудом верил собственным глазам. Прямо сейчас в его руках лежал портрет злополучного военачальника, канувшего в небытие без должного воздания; точно таким он изображался и среди страниц летописи. Как догадался бард, находка оказалась старинным розыскным листом. Вот только нижняя его часть, с указанием имени и возможной награды, была грубо сорвана.
«Откуда у него эта вещица? И, что важнее, зачем он вообще хранит ее при себе? Неужто до сих пор ищет преступника? Престранно, а все же… все же, вдруг Мовард — потомок того самого предателя? И если вглядеться в лицо получше…»
Песнопевец поднял взгляд…
И ужаснулся.
Пусть у человека напротив и были различия с портретом, сомнений быть не могло: перед ним восседал вовсе не потомок, а сам предатель лично, спокойно распивая икримт здесь, на Рандаре. Уж в чем в чем, а в людских лицах Кронт разбирался прекрасно, и малая маскировка не могла его обмануть. В один миг пьяные россказни Пьянодума приобрели совершенно иной смысл…
От внезапного открытия у барда пересохло во рту, а сердце его стократно ускорило свой ритм. Кронт хотел было закричать, но не смог даже вздохнуть как следует, да и кто бы поверил? А Мовард меж тем не сводил глаз с наглеца, которого давно уж отправил восвояси, и все больше гневался.
— Решил напоследок позлить меня, стихоплет? Выходит пока неплохо, да вот последствиям ты не обрадуешься, пеняй на себя! Эй, да что с тобой такое?
— Ты… — Только и сумел выдохнуть Кронт; поборов тугой ком в горле, он продолжил уже громче, не скрывая ярости и презрения. — Ты… Из-за тебя погибли сотни, если не тысячи людей, а ты сидишь здесь, до сих пор живой, и пируешь в свое удовольствие, когда достоин лишь гнить заживо в сырой темнице, негодяй!
— Что? Что ты несешь?! — злобно рявкнул Пьянодум. Внезапно глаза его сделались дикими, и он пошарив рукой за пазухой, побагровел. — Умолкни. Умолкни сейчас же, иначе тебе несдобровать!
Но бард, мигом отпрянув от стола, и не думал прекращать свою гневную тираду.
— Умолкнуть? Я так не думаю. И не пытайся мне угрожать — сегодня в таверне полно народу, и далеко не всем здесь твое присутствие по нраву. Только представь, в какой они будут ярости, когда узнают истину! А пока скажи мне, Мовард Предатель, каково это: жить с кровью многих людей на руках лишь потому, что сам ты — трус и глупец?!
* * *
— Значит, ты назвал его трусом и глупцом, а после он рассвирепел? — торговец столь крепкого сложения, каким приезжие купцы никогда не хвастали, покачал головой. — М-да… Сам-то хоть представляешь глупость своего поступка? Что за безрассудство, смеяться над этаким могучим дубом! Ведь он убил бы тебя, причем без раздумий и сожалений. Такого конца ты себе хочешь?
Бард потупил взгляд и промолчал.
— То-то и оно. Ну что ж, если у тебя и были причины словами бросаться, меня они…
— Причины?! О, их предостаточно, позвольте лишь поведать о них! — Кронт пробежал взглядом по шумному люду вокруг. — Но хорошо бы найти место потише, пока пытливейшие из гуляк еще не обступили нас.
— Нет, — отрезал незнакомец. — Я услышал достаточно, и догадаться о прочем труда не составит. Множество драк мне приходилось видеть, некоторые — прекращать, да только все они начинались одинаково, тут тебе меня не удивить. Прими-ка лучше совет напоследок: постарайся впредь не совершать подобных выходок, добро́? Пусть на сей раз тебе повезло, но вот в следующий могут и к могиле свезти, знаешь ли. Теперь же, с твоего позволения, мы…
— Погоди! — прервал торговца один из его спутников, выступив вперед. К своему удивлению, песнопевец отметил у него волосы небывалого цвета и благородные черты лица, присущие скорее вельможе, нежели простому купцу. — Сейчас у нас и правда нет времени на разговоры, но к вечеру оно могло бы появиться. Тебе действительно есть что сказать?