- Тебе этого не понять, - он отвёл глаза, откровенно пялясь на окружающее великолепие, - Никогда таким горделивым сволочам, как эльфы, не понять силы человеческой воли.
- Громкие слова для побеждённого, не находишь?
- Заткнись.
Они подходили к дереву. Судя по украшенным резьбой перилам и изящным лестницам, оно являло собой нечто вроде дворца. Лестница вилась вверх прямо по корням, исходя в обе стороны от подножья дерева. Корни затем поворачивали в обратную сторону, и лестница приводила генерала и пленника прямо к центральной двери: огромной деревянной конструкции, сплетённой из множества маленьких и больших кореньев. Лавьех подошёл к ней, прикрыл глаза и поднял правую ладонь. Она засияла салатовым светом. Он очертил ею дугу в воздухе, оставляя за собой свечение. От этой дуги по дереву во все стороны разошёлся импульс, заставляя его корни шевелиться. Они расплетались прямо на глазах, вновь уходя в стены открывшегося перед ними широкого коридора, освещённого светом тех же фонарей, что генерал держал в своей руке. За дверью оказались ещё двое. Высокие и стройные эльфы в тяжёлой латной броне, которую, казалось, не носят представители их расы. Они держали в руках огромные копья. Завидев Лавьеха, они вытянулись и выпрямились, звеня каблуками и древками металлических копий, шумно приставляя их к ногам, отдавая честь. Лавьех учтиво поклонился и направился с пленником далее.
- Чего от меня хотят? - нетерпеливо спросил самурай.
- Экий ты любопытный, - вздохнул эльф, на несколько секунд опустив голову, - С тобой хочет поговорить его королевское величество Эльтарион Аль Рафталиус восьмой. Он считает, ты располагаешь некоторой информацией о планах Империи и не только о них. Более я ничего не знаю. Доволен?
- А ты как думаешь? Я и так потерял уже слишком много времени тут. Моим товарищам нужна моя помощь. Я не намерен тут торчать, а уж тем более вести беседы с вашим королём.
Лавьех резко развернулся, оставив после себя небольшой порыв ветра, схватил рукой заключённого за горло и приподнял его, прижав к деревянной стене коридора. Он грозно смотрел на него, всё крепче сжимая пальцы на горле человека. Его кожа трещала от усилий генерала. В кипящих яростью котлах глаз эльфа бурлило раздражение, презрение, гордыня, надменность и ненависть, однако, в них нашлось место и сомнениям с колебаниями, которые прикованный к стене узник не мог не заметить.
- В чём дело, - спросил он, хрипя, корчась от боли, но всё так же нагло улыбаясь, - Генерал?
- Ещё одно проявление неуважения к господину Эльтариону будет расценено мной как прямая попытка сопротивления, тебе ясно?
- Не прикрывайся своим правителем, чтобы скрыть свою личную неприязнь ко мне, - улыбка всё так же не сходила с его лица, - Не иначе, как ты сам яростно желаешь убить меня. Скольких из твоего отряда я убил? Их тела до сих пор разлагаются в тех лесах? Или вы всё же нашли время устроить им достойные похороны?
- Тебе что ли жизнь не дорога? - сквозь зубы процедил эльф, потянувшись свободной рукой за мечом.
- Ах, как я мог забыть, - в глазах пленника сверкнула искорка, - У вас, дикарей, ведь не принято хоронить павших.
Лавьех стиснул руку на рукоять клинка, уже применив усилие, чтобы выхватить его из ножен. Сталь зашипела, как встревоженная змея, которой только что наступили на хвост. Узник не отвёл взгляда и не стёр с лица наглую надменную улыбку, показывающую его отвращение и ненависть к представителю другой расы, стоящему перед ним. Он лишь смотрел на него, ожидая дальнейших его действий.
- Фельдо, - раздался откуда-то из глубин коридора нежный женский голос, подобный журчанию ручья, звенящему в лесной глуши, - Не пристало нам пачкать людской кровью священное древо. Опомнись!
Оба повернули головы. Эльф тут же разжал руку и со звоном убрал клинок. Узник, не устоял на ногах, упал, облокотившись спиной на стену. По коридору в сопровождении двух прекрасных эльфок с белоснежной кожей и струящимися вниз по практически ничем не прикрытой спелой груди волосами, цвета солнечных лучей, вышагивала высокая женщина той же расы, что и её спутницы. Она была так же бледна, кажется, даже ещё бледнее, чем они двое. Её волосы были белоснежными, будто никогда их не касалось ничто, кроме её собственных белых рук. Её платье, вышитое явно из чертовски лёгких и даже на вид нежных более, чем самый качественный в мире шёлк, тканей волнами спускалось на пол, следуя за ней шлейфом из самых глубин коридора.
- Госпожа Галькаина, - Лавьех опустился на колено, склонив голову и положив на него одну руку, - Рад видеть вас в добром здравии.