Смолод оставался таким, как прежде. Угрюмый Бубах Ангх сгорбился перед входом в хижину Радкута Вомина. Кугель подскочил к нему и с разбега пнул в живот. Застигнутый врасплох и шокированный ударом, Ангх открыл оба глаза; столкновение несовместимых реальностей помрачило его сознание – рыбак оцепенел. Из темноты на помощь товарищу уже спешил рычащий от злости безбородый мужик с мотыгой наготове – Кугелю пришлось отказаться от намерения разрезать Ангху глотку. Вместо этого он проскользнул в хижину, захлопнул за собой дверь и загородил ее доской-засовом.
Теперь он закрыл левый глаз и открыл правый. Он очутился в величественном вестибюле дворца Радкута Вомина, под портиком, защищенным от вторжения опускной решеткой из кованого чугуна. Снаружи, на площади, светлобородый принц в черно-охряном костюме с холодным достоинством поднялся с мостовой, прикрывая рукой один глаз. Подняв руку жестом благородного негодования, Бубах Ангх перекинул плащ через плечо и удалился, чтобы присоединиться к ожидавшим его ратникам.
Кугель прошелся по дворцу, с удовольствием изучая интерьеры. Если бы не назойливые напоминания Фиркса, не было бы никакой необходимости спешить с возвращением в долину Кззана, пускаясь в далекий и опасный путь.
Кугель выбрал роскошное помещение с окнами, выходившими на юг, сменил изящный костюм на атласную пижаму, устроился в мягкой постели с простынями из бледно-голубого шелка и забылся сном.
Утром он не сразу понял, какой глаз ему следовало открыть, что побудило его предусмотрительно изготовил повязку, позволявшую закрывать тот или иной глаз в зависимости от обстоятельств.
Днем дворцы Смолода выглядели еще чудеснее, причем теперь на площади толпились принцы и принцессы – красавцы и красавицы, все без исключения.
Кугель надел изящный черный костюм, зеленый берет набекрень и зеленые сандалии. Спустившись в вестибюль, он поднял опускную решетку одним властным жестом и вышел на площадь.
Вокруг не было никаких признаков присутствия Бубаха Ангха. Другие обитатели Смолода любезно приветствовали его, а принцессы демонстрировали заметную благосклонность – так, как если бы считали знакомство с ним особой привилегией. Кугель отвечал им вежливо, но беспристрастно: даже магическая линза не могла заставить его забыть провисшие складки жира, дряблую плоть, маслянистую грязь и кишащие насекомыми волосы смолодских женщин.
Он с удовольствием позавтракал яствами павильона, после чего вернулся на площадь, чтобы поразмыслить о возможных дальнейших мерах. Беглый осмотр парка на окраине показал, что вооруженные стражи из Гродзя оставались начеку. Никакой возможности для сиюминутного побега не было.
Смолодская знать занималось увеселениями. Иные бродили по лугам; другие совершали лодочные прогулки по приятнейшим каналам к северу от города. Старейшина, принц изящной и благородной внешности, сидел один на скамье из полированного оникса, погрузившись в глубокое раздумье.
Кугель подошел к нему; старейшина встрепенулся и пригласил его присесть жестом, выражавшим сдержанное дружелюбие. «У меня неспокойно на душе, – признался старейшина. – Несмотря на всю справедливость моего решения и учитывая неизбежное непонимание вами наших традиций, я все еще чувствую, что был нанесен определенный ущерб, и не понимаю, как его можно было бы возместить».
«Мне кажется, – ответил Кугель, – что, несмотря на несомненные достоинства сквайра Бубаха Ангха, он проявляет отсутствие самоконтроля, неподобающее представителю высшего света. По-моему, ему не помешало бы провести еще несколько лет в Гродзе и поразмыслить о будущем».
«В том, что вы говорите, есть некоторый смысл, – согласился старейшина. – Иногда полезно в какой-то степени жертвовать индивидуальными преимуществами во имя коллективного благополучия. Уверен в том, что, если возникнет такая необходимость, вы с радостью уступите свою линзу и зарегистрируетесь в Гродзе в порядке общей очереди. Какое значение имеют несколько лет? Годы летят, как светлячки в ночи».
Кугель любезно развел руками: «С другой стороны, может быть организована лотерея, в которой примут участие все владельцы двух линз. Проигравший по жребию подарит одну из своих линз Бубаху Ангху. А мне хватит и одной».