Тсаис обрела дар речи:
— Как это может быть, ведьма? Мы похожи как две капли воды, но ты — не я. Или на меня снизошло наконец благословение безумия, чтобы помрачить мое восприятие мира?
Тсаин покачала головой:
— Меня зовут Тсаин. Ты, Тсаис, — моя сестра, мы близнецы. Поэтому я должна тебя любить, а ты должна любить меня.
— Любить? Я не люблю никого и ничего! Я должна тебя убить и тем самым избавить мир от еще одного исчадия зла! — Она снова замахнулась шпагой.
— Нет! — отчаянно вскрикнула Тсаин. — Почему ты желаешь мне зла? Я не сделала ничего плохого!
— Плохо уже то, что ты существуешь! Кроме того, ты издеваешься надо мной и оскорбляешь меня, явившись сюда в моем безобразном обличье!
Тсаин рассмеялась:
— Безобразном? Этого не может быть. Турджан говорит, что я — красавица. Поэтому ты — тоже красавица.
Бледное лицо Тсаис окаменело:
— Ты надо мной смеешься.
— Ни в коем случае! Ты на самом деле прекрасна.
Острие шпаги Тсаис опустилось к земле. Ее лицо расслабилось, стало задумчивым:
— Красота! Что такое красота? Может ли быть, что я лишена способности видеть, как все, что какой-то демон искажает мое зрение? Скажи мне: как увидеть красоту?
— Не знаю, — призналась Тсаин. — Для меня это очень просто. Разве радужные переливы неба не прекрасны?
Тсаис с изумлением посмотрела вверх:
— Эти режущие глаза сполохи? Они вызывают либо раздражение, либо уныние, но в любом случае омерзительны.
— Смотри, как изящны эти цветы — хрупкие, очаровательные!
— Паразиты! Причем они отвратительно воняют.
Тсаин была в замешательстве:
— Не знаю, как объяснить тебе красоту. По-моему, ты ничему не радуешься. Что-нибудь приносит тебе удовлетворение?
— Только убийство и разрушение. Надо полагать, в убийстве и разрушении есть красота.
Тсаин нахмурилась:
— Я сказала бы, что убийство и разрушение — это зло.
— Ты на самом деле так думаешь?
— Я в этом убеждена.
Тсаис снова задумалась:
— Как же я могу решить, что́ мне следует делать? Я знала, что́ делать — а теперь ты говоришь, что это зло!
Тсаин пожала плечами:
— Я прожила всего несколько дней, мне не хватает мудрости. Но я знаю, что все живое появляется на свет, чтобы жить. Турджан мог бы тебе это объяснить гораздо лучше меня.
— Кто такой Турджан? — поинтересовалась Тсаис.
— Очень добрый человек, — отозвалась Тсаин. — Я его очень люблю. Мы скоро улетим на Землю, где небо — огромное, глубокое и темно-синее.
— На Землю… Если бы я улетела на Землю, смогла бы я найти красоту и любовь?
— Может быть. Твой мозг способен понять красоту, а твоя собственная красота привлечет любовь.
— Тогда я больше не буду убивать — невзирая на отвращение ко всему, что я вижу. Я попрошу Панделюма отправить меня на Землю.
Тсаин сделала шаг вперед, обняла Тсаис и поцеловала ее:
— Ты — моя сестра, и я тебя буду любить.
Тсаис оцепенела.
— Разорви ее на куски! Проткни шпагой! Укуси ее! — кричал ее мозг, но какое-то другое, более глубокое побуждение начало согревать ее взволнованную кровь, исходя из каждой клетки тела, и наполнило ее внезапной волной теплоты. Тсаис улыбнулась: — Хорошо! Я люблю тебя, сестра моя! Я больше не буду убивать, я найду и познаю красоту на Земле — или умру.
Тсаис вскочила в седло и ускакала прочь, чтобы искать любовь и красоту на Земле.
Тсаин стояла у входа в землянку, провожая глазами сестру, удалявшуюся в переливающийся радужными бликами лес. Кто-то позвал ее — к ней спешил Турджан.
— Тсаин! Эта сумасшедшая на тебя напала? — Он не стал дожидаться ответа. — Довольно! Я испепелю ее одним проклятием, чтобы она больше никому не причиняла боль!
Он повернулся лицом к лесу, чтобы произнести ужасное заклинание огненной струи, но Тсаин зажала ему рот:
— Нет, Турджан, молчи! Она обещала больше не убивать. Она попросит Панделюма отправить ее на Землю, где она будет искать то, чего не может найти в Эмбелионе.
Турджан и Тсаин стояли и смотрели вслед фигуре наездницы, исчезавшей за стволами где-то в многоцветных холмах.
— Турджан! — сказала Тсаин.
— Я тебя слушаю.
— Когда мы будем на Земле, ты найдешь мне черного коня — такого, как у Тсаис?
Турджан рассмеялся:
— Конечно!
И они направились обратно к усадьбе Панделюма.
Тсаис
Выезжая из рощи, Тсаис придержала коня. Словно в нерешительности она смотрела на переливающийся пастельными тонами луг, спускавшийся к ручью… Понукаемый легким движением ее коленей, черный конь неспешно засеменил по лугу.