Мимо правого борта проплыл остров. С подветренной стороны, наполовину вытащенная из воды, чернела деревянная лодка. Ирена дернула Ерку за рукав:
— Там тоже живут?
— Где?.. а, так это Чигир. Шаман-камень. Шаман и живет.
— Один?
— Конечно… Смотри, вооон тот дом — мой. А вон там — школа и твоя библиотека. Видишь?
Но с воды трудно было понять, куда именно он показывает.
Моторка подошла к причалу плавно и точно.
--
"Здравствуй, мама!
Пишу тебе не сразу, как приехала, но почти. Живу в Тауркане уже неделю, осваиваюсь. Правда, пока письмо до тебя дойдет, я уже, наверное, освоюсь. Письма отправляют, когда накопятся, чтобы не возить в Нижнесольск по одному конверту. Или еще вертолет прилетает, заодно забирает почту, но пока его не было. Прилетит, говорят, недели через две.
Тут хорошо. Поселили меня пока у одной местной женщины, ее зовут Веильчи, а я называю Хеленой. Она вдова. У нее есть взрослая дочь, замужем, живет отдельно, и внуков трое, маленькие еще. Есть еще сын, но он уехал из Тауркана и в поселке давно не появляется. Вообще-то при библиотеке предусмотрена жилая комната, но пока там не очень уютно. Вот мне поправят печку, тогда туда перееду.
Папа переживал насчет горячей воды — это ничего. Ставишь большую кастрюлю на печку, вот тебе и горячая вода. Мне больше всего не хватает стиральной машинки, я тут джинсы стирала, аж спина заболела — они очень тяжелые, когда мокрые. Зато воду берем из родника, чистая, вкусная, в Осмераде такую покупают в бутылках в супермаркете, и то вкус хуже.
Дрова колоть меня уже научили. Ничего сложного. Вот с печкой я еще не очень управляюсь, но скоро и это освою.
В библиотеке дел невпроворот. Тут настоящего библиотекаря два года не было, фонды в беспорядке, формуляры заново писать, некоторые книжки в ужасном состоянии, придется переплетать, а кое-что и вовсе списывать. И беда с мышами. Я уже попросила местных что-нибудь придумать. Лучше всего, конечно, было бы завести кошку, но это когда я перееду в свою комнату при библиотеке. Чтобы зверю было не скучно.
Кошки тут совсем не такие, как дома, крупные, пятнистые, круглоухие, очень серьезные. Хищники, а не пусечки. Наши балованные городские бежали бы в ужасе. Вот такую кису и я заведу. Только обживусь немножко.
Тут есть магазин, и я уже купила себе резиновые сапоги, без них никак. В поселке-то ладно, тут дощатые тротуары везде, а в лесу сыро, и у озера тоже.
Оннегиры доброжелательные, во всем помогают, все объясняют. Все говорят по-нашему, а свой собственный язык почти не знают, только несколько стариков разговаривают на оннетай. Нас учили, что народ жив, пока жив его язык, но тут, похоже, не совсем так: язык исчезает, а народ никуда исчезать не собирается. Хотя их мало, оннегиров. Собственно, вот только тут, в Ингесолье, они и живут.
Я уже со всеми, кажется, в поселке знакома. А с Велке и Еркой дружу. Велке — учительница в школе, тут учат до пятого класса, потом школьников отправляют в интернат в Нижнесольск. Учителей двое, еще Велкин муж, но он сейчас, пока каникулы, уехал к родственникам в Усть-Илет. А Ерка — такой мальчик, ему четырнадцать лет. Осенью ему в интернат, буду по нему скучать.
Мы ходили в лес, Велке мне показывали, какие тут ягоды и грибы. Бруснику и клюкву ты знаешь. В июле бывает земляника, но сейчас, конечно, уже нету. А еще здесь растет малина и смородина, дикие, их уже мало, осыпаются. Переспели. На болоте водится сизень и вакча, у нас таких ягод нет. Сизень черная и кислая, вакча красная и сладкая. Довольно вкусные, но необычные. Из них варят варенье и делают начинку для пирогов.
Не знаю, что еще тебе написать. Соображу — напишу.
У меня все хорошо, я здорова, не волнуйся за меня.
До свидания.
Ирена"
--
Первое, что сделала Ирена, осмотрев поле деятельности и оценив масштабы бедствий — вывесила на дверях библиотеки два объявления. Первое сообщало: "Библиотека работает ежедневно, кроме воскресенья и понедельника, с 12 до 19 часов". Второе призывало добровольных помощников — инвентаризация обещала быть долгой.
Библиотеку в Тауркане создали около сорока лет назад. Тогдашнее правительство приняло целый пакет законов, направленных на развитие села, и был там пункт насчет культуры. Местные власти по всей стране озаботились сельскими клубами и библиотеками, не стал исключением и Тиверейский край. Тауркану, где тогда жили шесть с половиной сотен оннегиров, полагались и библиотека, и клуб. Но с клубом возникли сложности, за давностью никто уже не помнит, какие. А книги прибыли вертолетом, пять больших ящиков, и еще несколько раз прибывали — в течение следующих двадцати лет. С каждым разом ящики становились все меньше и меньше. Наверху потеряли интерес к глухим углам, у местной администрации и без культуры хватало забот, — так что о сельских библиотеках в Тиверейском крае забыли. Работники растворились в окружающей среде, книги рассосались в пространстве. И только в Тауркане да еще в Ольегуре, — Ирена так и не нашла этот самый Ольегур на карте, — библиотеки продолжали существование. Книги стояли на полках, рыбаки и охотники время от времени поднимались, бухая сапогами, на высокое крыльцо, вежливо стучали в дверь и спрашивали, нет ли чего почитать. Не говоря уж о детях. Эти заскакивали после школы, болтали не закрывая рта, советовались по тысяче вопросов, делились впечатлениями о прочитанном, брали то книжки о приключениях, то по списку — школьная программа не дремала. Даже последние два года перед Ирениным приездом книги выдавались на руки и исправно возвращались на полки в высокой деревянной избе, окруженной плотным забором, как все оннегирские избы. Круговорот книг в Тауркане замедлился, но не прекратился — стараниями Велке. Конечно, главной ее заботой была все-таки школа, и постепенно накапливался беспорядок. Что-то вернулось в ненадлежащем виде. Что-то сунули по ошибке не на ту полку. А что-то и вовсе не вернулось, а по документам числится вернувшимся.
Вот с этим и приходилось для начала разбираться.
С первого дня стали заглядывать сельчане — пока в основном из любопытства, всем же хочется рассмотреть поближе новое лицо, задать пару вопросов, сделать выводы — долго ли тут выдержит это заезжее чудо, приживется ли, и надо ли вообще, чтобы приживалось? Но заодно, уж раз зашли, и почитать что-нибудь брали. Вроде как — мы тут не на тебя глазеть пришли, Ирена Звалич, мы хотим книжки читать. Интересно, сколько книг вернутся, так ни разу и не раскрытые, — подумала Ирена.
Добровольных помощников привел Ерка. Было их четверо, младшему — десять лет, старшей — пятнадцать. Охотно возились с книжками. Вытаскивали их с полок, читали автора, название, инвентарный номер. Ирена записывала. Потом нужно было еще свериться с сохранившейся старой описью, разобраться, что куда ставить, что есть, чего нет… Выходила из библиотечной избы куда как позже семи часов, голова шла кругом, перед глазами плясали буквы и цифры. Шла к Хелене, под ногами скрипела серая от времени дощатая мостовая, из-за заборов подавали голос собаки, мекали козы, каркали вороны; со стороны леса доносились возгласы диких птиц, со стороны озера — плеск воды и дальнее гудение лодочного мотора. У Саукана вечно бубнило радио. Встречные вежливо здоровались, Ирена отвечала: "Орей", — научилась уже. Заходила во двор, плотно прикрывала калитку, поднималась по ступеням на крыльцо, разувалась в сенях, надевала толстые шерстяные носки и проходила в дом. Хелена уже ждала с ужином, — на ужин почти всегда была рыба в самых разных видах, — а в глазах хозяйки сияло предвкушение. Она обожала поговорить, Иренка для нее оказалась просто даром богов. Ничего ведь не знает, все внове, всему учить! Варак.
Человечество оннегиры делили на три категории. На одном полюсе были они сами, оннегиры. На другом — вараки. Бессмысленные люди, которые ничего не понимают. Это не значит, что они глупые, вовсе нет. Но — не понимают. Говорили: "вараку не объяснишь, с какого конца у рыбы хвост". Третья категория — варанне, переходная от вараков к оннегирам, — включала в себя всех тех, кто хотел понять, но пока не научился. Грубо говоря, уже слышал, где искать рыбий хвост, но еще не умеет его находить. Когда Ирена попыталась уточнить — что именно следует начать понимать, на нее обрушили поток информации, слишком мощный, чтобы усвоить хоть что-то.