Глава 4. Все в дыму
Если Коля Скородумов беззаветно любил книги, то Саша Оляпкин любил всё. Едва ли в городе нашёлся хотя бы один кружок, который бы он когда-то не посещал. В разное время он играл на турецком барабане, собирал монеты и пуговицы, выпиливал лобзиком, производил химические опыты, изобретал вечные двигатели, искал клады, улавливал мысли на расстоянии и даже вышивал гладью. Ещё вчера он стоял на голове по системе хатха-йога, пил носом воду и умолял друзей закопать его на три часа в землю. А сегодня он уже сидит на крыше и жадно смотрит на звёздное небо в театральный бинокль. Ах, как хочется увидеть хотя бы одну «чёрную дыру» или на худой конец «белого карлика»! Ведь накануне по телевизору объявили, что Вселенная разбегается в разные стороны. Значит, нужно торопиться, а йога может и подождать. К счастью, вскоре выяснилось, что Вселенная разбегается не слишком быстро. Ну, а раз так, то и с «чёрными дырами» не надо пороть горячку. «Что-что, а Вселенная от меня никуда не убежит», — резонно сказал сам себе Саша и бросился в волшебный мир фокусов. Он хорошо научился втирать в щёку пятак, угадывать карту, извлекать из уха серпантин и даже занял второе место на конкурсе магов и чародеев третьего отряда пионерлагеря «Еловый бор». Правда, его мечта — распилить на новогоднем концерте в школе круглую отличницу и красавицу Аллу Тыжных — так и не сбылась. Последней Сашиной любовью была резьба по кости. На выставке детского творчества он увидел костяные фигурки, присланные чукотскими пионерами. Композиция «Медведь на льдине» пленила его. Друзьям и близким он сообщил, что хочет остаток жизни посвятить резьбе по кости. Правда, сразу же возникли трудности с костями. Говяжьи мослы, выловленные из борща, оказались совершенно непригодны. Свиные, бараньи и куриные — тоже не годились. Нужны были бивни мамонтов или на худой конец рога северных оленей. Наконец Саше удалось раздобыть довольно крупный обломок оленьего рога. Этот рог он пилил, резал и полировал почти месяц. По мере уменьшения исходного материала менялись и творческие планы. В конце концов Саша создал нечто похожее на зубочистку. Только больших размеров. Коля осмотрел творение друга, долго думал, потом сказал: «А знаешь, Ляпа, эта штука похожа на швейную иглу неандертальцев. Такими иглами они сшивали шкуры мамонтов». Объяснение пришлось творцу по душе. Он изготовил прекрасную деревянную дощечку-подставочку, укрепил на ней своё произведение и приклеил табличку с надписью: «Игла швейная. Неандертальская».
Итак, Коля по срочному зову друга выскочил из квартиры, вбежал в лифт и нажал кнопку пятнадцатого этажа. На полированной стенке кабины он прочитал выведенную мелом надпись: «ЗИНИТ ЧИМПИОН». Коля поморщился и с негодованием стёр каракули. Нет, конечно, «Зенит» станет чемпионом, но зачем же так безграмотно! На противоположной стене в лучших традициях было выцарапано: «Здесь был Костя». Подобные надписи — Коля знал — существовали ещё в Древнем Риме. Так, при раскопках легендарных Помпей археологи обнаружили следующую надпись: «Гай Пумпидий Квадрат здесь был за пять дней до октябрьских нон». Как бы, наверное, обрадовался этот Гай Пумпидий, доведись ему проехаться в этом лифте.
Дав поочередно два коротких и два длинных звонка, что на языке азбуки Морзе означает букву «я», Коля подозрительно втянул носом воздух и явственно уловил запах гари. Дверь распахнулась, и на пороге в клубах едкого дыма возник силуэт друга. Силуэт хрипло кашлял и отчаянно размахивал руками.
— Опять бездымный порох изобретал? — спросил Коля.
— Нет, дымовуха сработала, — вытирая глаза, ответил Саша. — Случайно, понимаешь. Я не хотел. Я думал, плёнка негорючая, а она ка-ак фукнет! Ну, меня мать убьёт, если дым учует. Сам знаешь, цветы… Помоги скорей дым разогнать.
— Что ж я тебе, пропеллер? Открывай живо все окна, двери, устрой сквозняк!
— Ты что — сквозняк! Цветы не выносят сквозняков.
— Ай, ничего с ними не случится. Делай, что говорю!
Квартира Оляпкиных была до предела заполнена цветочными горшками. Горшки стояли на подоконниках, столах, тумбочках, книжных полках и даже на стульях. Со стен лениво свешивался перистый аспарагус, томно цвела гортензия, прикреплённая к балконной раме, а неприхотливый шотландский плющ обнимал молочные бока холодильника. На полу по углам стояли горшки с чем-то посаженным, но ещё не взошедшим. В целом квартира напоминала оранжерею ботанического сада, и потому присутствие в ней дивана, телевизора, стола и прочих бытовых вещей казалось неуместным.