– Скоро нас назначат санитарами-фельдфебелями, – говорит он.
– По крайней мере, этому мы обязаны не своим военным заслугам, – отвечает Алекс и театрально, словно знаток, покачивает бокалом с вином. Он знает, что трактирщик где-то там, наблюдает злыми глазами, и не может удержаться от провокации.
– Верно, – отвечает Ганс, – но это означает, что скоро мы вырвем себе клочок свободы. Санитары-фельдфебели не просиживают штаны в казармах. Не знаю, как тебе, а мне хочется выбраться из города.
Алекс пробует вино, громко причмокивает и одним глотком опустошает половину бокала.
– Итак, что скажешь? – спрашивает Ганс.
– Ну, – говорит Алекс после недолгого колебания, – если мы отделаемся от практики, то я с удовольствием погляжу на мир. Отправлюсь в приключение.
– Ангелика не будет возражать? – осторожно спрашивает Ганс.
Алекс пожимает плечами:
– Порой мужчине нужно побыть в одиночестве, – говорит он, и это «одиночество» как бы само собой включает Ганса.
Ганс переживал, что с появлением Ангелики он потеряет Алекса навсегда, однако опасения его не оправдались. Поначалу они даже пытались встречаться втроем или вчетвером с Трауте, но ничего хорошего из этого не вышло. Дело никогда не доходило до ссор или какого-то противостояния, Ангелика общалась с Гансом исключительно дружелюбно, но смотрела на него так же неодобрительно и холодно, как Элизабет. Есть определенная трагикомичность в том, что Алекс всю жизнь искал женщину, похожую на мать, а нашел копию своей мачехи. Конечно, Ганс никогда не произнесет этого вслух – у Алекса совершенно нет чувства юмора. Как бы то ни было, в определенный момент Ганс решил избегать дальнейших встреч с Ангеликой, что не составило особого труда. Как ему кажется, Алекс теперь ищет его общества больше прежнего, особенно когда газеты снова сообщают о военных успехах на советской земле или когда Элизабет получает письма от своих русских родственников. В такие дни Алекс предпочитает молчаливое курение с Гансом общению с возлюбленной. Правда, когда об Ангелике все-таки заходит речь, то Алекс отзывается о ней в самых лестных выражениях. Возможно, даже слишком лестных. Лишь однажды он обмолвился о том, что у Ангелики есть другой мужчина, более того – она замужем.
– Но чисто формально, – сразу же отмахнулся он, когда Ганс захотел узнать подробности. На этом тема была закрыта, однако Ганс понял: отношения с Ангеликой не такие безоблачные, как Алекс пытается себе внушить. Почему-то это успокоило, быть может, даже немного обрадовало: теперь у них было еще больше общего. Однако Ганс по крайней мере не скрывает, что Трауте действует ему на нервы. Он до сих пор не ответил ни на одно из писем, которые она прислала ему из своего захолустья.
– Значит, решено! – кричит Ганс и поднимает бокал: – Отправимся же навстречу приключениям!
– Na sdarowje, – отвечает Алекс.
К немалому удивлению, даже страшная бюрократия не встает на пути их планов: главный врач без колебаний подписывает практикантам Шморелю и Шоллю заявление на отпуск. Алекс рад, а Ганс еще больше укрепляется в уверенности: этой стране больше не нужны врачи. Нет, это остальной мир должен исцелиться от неметчины, что, судя по всему, вряд ли произойдет.
У Алекса есть старая лодка, на которой они хотят проплыть по Дунаю, захватив с собой только зубные щетки, ни дать ни взять – настоящие бродяги. На короткое время планирование, вернее игра воображения, затмевает все остальное: политику, сердечные дела, даже свинцовую меланхолию Ганса. Однако в глубине души всегда остается страх, что по какой-то причине ничего не получится, что кто-то подставит подножку – не столько главный врач, которого, похоже, ничуть не заботит их присутствие или отсутствие, сколько отечество, которое в любую минуту может призвать их в армию, как всю роту, так и всего нескольких человек, и направить бог знает куда: фронтов более чем достаточно. Каждую минуту они проживают под контролем Гитлера.
– Кристель сейчас в Страсбурге, – однажды говорит Алекс, когда они стоят во дворе клиники и курят бок о бок.
– Что он там забыл? – удивляется Ганс.
– Что он там забыл? Его туда направили, он служит в люфтваффе.
– Но у него жена, ребенок…
– Тем, кто отдает приказы, все равно, – презрительно отвечает Алекс и в знак уважения к старому другу, которого сослали подальше на Запад, пускает колечко дыма, пусть даже не совсем правильной формы. Ганс с удивлением качает головой: как-никак, а у Кристеля маленький ребенок…