— Звонил ваш отец.
— Спасибо, Джулия. В баре ещё остался лед?
— Да, мисс Добсон. Он просил вас перезвонить ему сегодня.
— Хорошо, Джулия. Я вас больше не задерживаю…
— Да, мисс Добсон. Спокойной ночи, — и тут она посмотрела на меня. Я готов был провалиться сквозь землю, а на её лице мне оставалось прочитать именно то, что я и ожидал.
— Не хочешь выпить?
— А ты?
— Пожалуй, да. Пошли в бар…
Это оказалось недалеко, бар примыкал прямо к гостиной — крошечная комнатка со все теми же зелеными стенами, зато вся мебель была обтянута красной кожей. За стойкой — четыре ряда зеркальных полок, уставленных разнокалиберными бутылками.
— Раньше здесь располагался туалет, а я превратила его в салун, — она откинула крышку и прошла за стойку. — И теперь мне осталось только получить лицензию на торговлю спиртным, — рассмеялась Маргарет. — Скотч?
— Коньяк…
— Какой?
— Ну…
— Здесь с полдюжины сортов. Выбор небогат, но…
— Я предпочитаю «Деламэйн».
— Такого у меня нет, — протянула она, окинув взглядом полки.
— Тогда сойдет "Реми Мартен".
— И этого тоже нет.
— Тогда мне все равно, — безразлично отозвался я.
— "Отард"?
— Ладно.
Она поставила передо мной бутылку коньяка и бокал, и пока что-то смешивала для себя, я плеснул себе немного коньяка.
— Я предпочитаю "Кэтти Сарк", — она бросила в бокал несколько кубиков льда и подняла его. — За что будем пить?
— За лакеев.
— За лакеев, — провозгласила Маргарет.
Мы выпили, она вышла из-за стойки и присела в кресло у стены, а я повернулся к ней лицом. Маргарет потягивала свой коктейль и внимательно изучала меня сквозь стекло бокала.
— Думаю, ты будешь скучать по этому гнездышку…
— Скучать?
— Когда уедешь…
— И не собираюсь…
— Ты ещё об этом не знаешь, но уехать ненадолго придется. Она скажет об этом завтра.
— Что она скажет? И кто это — она?
— Твоя служанка, Джулия. Разве ты не видела, как она на меня посмотрела? Ей захочется провести здесь полную дезинфекцию и, возможно, сжечь твою одежду.
— У тебя есть чувство юмора, — улыбнулась Маргарет, прикладываясь к бокалу.
— А что? — я допил свой коньяк и взглянул на нее. — Что все это значит — социальный эксперимент? Нечто из области космического сознания?
— О чем ты?
— О нас, — спокойно ответил я. — Привести бродягу в эти роскошные апартаменты — зачем?
— Я здесь живу и хочу, чтобы ты был со мной.
— Разве тебя не волнует, что подумают ваши лакеи?
— Конечно, нет! Мои гости…
— Похоже, что рекорд все-таки принадлежит мне. Готов поспорить, никого подобного здесь ещё не было.
— Тебя так волнует твой внешний вид? С ним что-то не в порядке?
— Тебе лучше знать, ты же на меня смотришь…
— В самом деле?
— Ничего страшного, продолжай. Ученым часто приходится наблюдать прелюбопытные экземпляры. Для того они и существуют. Это все в порядке вещей.
Она встала и подошла ко мне.
— У меня и в мыслях ничего подобного не было. Извини, если я невзначай тебя обидела. Я разглядывала тебя просто с удовольствием. После того, что произошло между нами, тебе разве не кажется, что я имею право получше тебя рассмотреть?
— Ну, слава Богу, теперь все ясно. И тебе, и вашим лакеям. Осталось только изучить меня под микроскопом.
— Ты слишком самолюбив.
— А я вчера предупреждал. Комплекс неполноценности. Теперь ты его видишь в действии. — Я поставил свой бокал на стойку. Жуткая вещь…
— Зато ты знаешь, над чем надо работать, — не согласилась она. — Все можно изменить.
— Согласен, но для этого надо выбраться из этих лохмотьев. Дрянная одежонка для отбросов общества. Типичное американское барахло. Трехдолларовые туфли и костюмчик с конвейера. Я сменю его, когда смогу себе позволить носить вещи от Тила, Милбэнка и Хауза.
— И коньяк «Деламейн»… — тихо заметила она.
— И его тоже, — согласился я, закипая. — Тебе надо бы собрать сюда десяток ценителей, хотя это не совсем то слово, я хотел сказать-дегустаторов, поставить перед ними с десяток марок коньяка и посмотреть, кто из нас ошибется…
— Я не это имела в виду…
— Дамам вроде тебя вряд ли хватит мужества сказать начистоту то, о чем они думают.
— А нельзя нам просто поговорить по-дружески? Мне так много хочется тебе рассказать, мне так много надо тебе рассказать… И если ты перестанешь грубить, может быть, мы лучше поймем друг друга.
— Великолепно, — сказал я, отворачиваясь.
— Ты чувствуешь себя не в своей тарелке?
— Да.
— И хочешь уйти?
— Именно так я и сделаю, — я встал.
— Мне очень жаль…
— Забудем об этом…
— Жаль, что вчерашний вечер уже не повторится…
— Мне тоже.
— Нет, правда, — спокойно продолжала она. — Те чувства, которые я испытала вчера, мог дать только Браманда, и это могло быть ниспослано только судьбой. Ей было угодно, чтобы это случилось вчера. А сегодня я, ничтожная песчинка, хотела повторения, — Маргарет невесело улыбнулась, — но дилетантам это не под силу, — она подняла свой бокал. — За ученицу Великого Чародея…
Сначала мне показалось, что она несет такую же чушь, как и многие девушки её возраста, так сказать небольшое представление для театра одного актера с единственным зрителем, рассуждения о воле рока за бокалом дешевого джина. Но неожиданно я понял, что все это не нарочитая игра, а настоящие искренние чувства. То, что произошло вчера на заросшем склоне под кроной векового дуба было не просто совокуплением, а каббалистическим действом, затронувшим потаенные струны её души. Да, она была дилетанткой в эзотерической философии Дока Грина и Бог знает кого еще… Убирайся отсюда, подонок, и чем скорее, тем лучше. Тут я почувствовал дрожь во всем теле, и мне стало ясно, что вчерашний вечер и для меня стал не очередным приключением, а чем-то большим, захватившим меня целиком…
Я выключил освещение и вернулся к ней. Неясный свет, пробивавшийся из соседней комнаты, выделял лишь контуры её тела. Я её обнял. Маргарет закрыла глаза, вся напряглась и сжала кулаки. Она замерла и почти не дышала, совсем как прошлой ночью. Перед моими глазами было её бледное лицо, оттененное черными как смоль волосами, и тут я почувствовал запах Huele de Noche…
Меня охватил первобытный страх, пробудивший чувство самосохранения далеких предков, и я проснулся. Слышен был какой-то шум, движения, запах чужака заполнил мои ноздри, я открыл глаза и лихорадочно пытался вспомнить, куда бросил свой пиджак с пистолетом в кармане.
Кто-то зажег свет, и я увидел крупного лысого мужчину лет под шестьдесят лет, в синем костюме. Он пытался разбудить Маргарет и не обращал на меня никакого внимания. Тут я заметил свой пиджак на спинке стула и осторожно попытался спустить ноги с кровати, чтобы добраться до него.
— Полегче, сынок, — раздался голос из глубины комнаты. Говорил один из двух мужчин, стоявших у самой двери. Они стояли, не снимая шляп, и очень смахивали на полицейских, хотя и были в штатском.
— Миджи, дорогая, Миджи… — повторял лысый, холеный мужчина, и тут я сообразил, что это — её отец.
Маргарет что-то пробормотала в полусне и открыла глаза. Потом быстро села в кровати, прикрывая простыней обнаженное тело.
— Тебе не следовало этого делать, отец…
— Все из-за того, что ты не ответила на мой звонок, — в его голосе чувствовалось напряжение. Он протянул ей халат. — Оденься.
— Уберите его отсюда, — это уже копам.
Они молча двинулись ко мне…
— Останови их, — спокойно приказала Маргарет.
— Уберите его, — раздраженно повторил он.
— Подождите! — запротестовала она. — Это же смешно! Отец… я хочу представить тебе моего мужа, Поля Мэрфи. Это мой отец, Поль…
О, Господи, спаси меня и помилуй!