— Ммм, может быть потому, что в этом сезоне он, по сути, футбольный бог, — поддразниваю я, игриво пожимая плечами.
Лори вырывается громким смехом и усмехается. "Ага. Может быть, не так ли?
Мы улыбаемся, когда Ной возвращается в комнату, смотрит на нас с подозрением и медленно ставит рядом с ней небольшой сок.
"Что я пропустил?" Он переводит взгляд между нами.
«Я ощущаю то сладкое чувство юмора, о котором ты говорил», — говорит его мама, и моя голова кивает в его сторону.
Его брови приподнимаются. "Спасибо, мама." Он усмехается. — Нам пора идти.
Как по команде, ее слова начинают звучать еще невнятнее, но она все равно улыбается. — Да, дорогая, тебе следует. В ее глазах расцветает озорство. «Отвези девочку домой, уложи ее».
"Мама."
Лори смеется, поворачивая голову в мою сторону. Мягкость окутывает ее, ее моргание становится медленнее с каждой секундой. — Не могу дождаться, чтобы увидеть тебя снова, дорогая.
Мрак окутывает комнату, сгущая воздух в моем горле.
Я киваю, махаю рукой и выхожу вперед Ноя, давая им возможность побыть наедине.
К тому времени, как я добрался до выхода, он уже рядом со мной и выходит вместе со мной на прохладный воздух.
У нас здесь, в Южной Калифорнии, зимы не так много, и когда живешь здесь так долго, ты привыкаешь к тому холоду, который у нас есть, поэтому, хотя в воздухе и витает поклевка, наши свитера ничего не делают. Облегчите нас.
«Твоя мама милая».
«Она невозможна», — дразнит он.
Смеясь, я проскальзываю перед ним и иду назад. — Не больше, чем мой.
Он усмехается, но улыбка не достигает его глаз.
Тогда я понимаю, насколько я ошибался раньше, когда он говорил, что его воскресенья заняты, как и его красивая подруга-блондинка. Это не имело никакого отношения к ней, а только к его маме, но он говорит, что его воскресенья полностью забронированы, а его мама была измотана после двухчасового визита. Это означает, что он уезжает отсюда каждую неделю и делает единственное, что, по его мнению, он может. Он идет домой один, потому что после нескольких часов с женщиной, которая подарила ему мир, но больше не может функционировать самостоятельно, его тяготит чувство беспомощности, от которого он не может избавиться.
Не сегодня, не тогда, когда я думаю, что смогу помочь избавиться от этого.
В такси я смотрю на него. «Итак, я знаю, что сегодня воскресенье и все такое, и у тебя завтра тренировка, но еще достаточно рано, а мы еще молоды…»
Ной усмехается, его голова откидывается на сиденье, но он смотрит мне в глаза. "Что у тебя было на уме?"
«Фермы Паско Белла».
Он щурится, но в этом есть доля веселья.
«Знаешь, тыквенный участок? Где ты ешь индюшачьи ножки размером больше моего бицепса, пьешь теплое пиво, теряешься в кукурузном лабиринте… — Я смотрю на него. — Ты никогда не был там?
Он ухмыляется, качая головой.
«Ну, это просто неправильно . Это необходимо, так что скажешь, Ромео? Я ухмыляюсь. "Ты в деле?"
Ной долго смотрит на меня, улыбка на его губах смягчается, но никогда не исчезает. Тихим и спокойным шепотом он говорит: «Если ты здесь, то и я».
Мой рот открывается, но ничего не выходит, и Ной протягивает руку, заправляя мои волосы за ухо.
Его рука задерживается на мгновение, его взгляд все еще смотрит на меня. — Ты поведешь нас?
Подложечная часть моего желудка дает о себе знать, его слова весят так, как я полагаю, он и предполагал, двойной намек громкий и ясный.
Ему нужно, чтобы я вел его вперед.
На ферму… и многое другое.
"Ложь." Ной бросается вперед, щекоча мой живот, пока я поворачиваюсь, уклоняясь от его рук.
«Я видел ужас в твоих глазах!» Мы ныряем под цепной проход и мчимся к воротам, прежде чем проводник закроет их. «Ты, Ной Райли, испугался десятилетнего ребенка».
«Десятилетняя девочка в платье столетней давности, с кровью на лице и порезом на глазу… которая выпрыгнула из ниоткуда».
— Да, давай не забывать всего этого, — поддразниваю я, запрыгивая в последнюю тележку, чтобы покататься по кукурузному лабиринту.
Ной скользит рядом со мной, закинув руку на холодный металл. — Как насчет того, чтобы поговорить о том, какими ты видела мои глаза , Джульетта?
Мы вздрагиваем, когда трактор, ведущий тележки, трогается с места и снова быстро поворачивается лицом друг к другу.
"Продолжать."
Он поднимает темную бровь. «Кто-то слишком боялся осматривать каждый уголок дома с привидениями, который ее так волновал».
«И кто-то другой был более чем готов сделать это за меня».
"Чертовски верно."
Пальцы моих ног сгибаются в туфлях, и я торжествующе поднимаю подбородок. «Видишь, ты хотел быть крутым парнем, который ходит первым».
Язык Ноя проводит по нижней губе, и он кивает. «Да, я это сделал».
«Только… с этим есть одна проблема».
Он внимательно наблюдает за мной. "И что это?"
Мой пульс стучит в шее, а затем я разворачиваюсь, спрыгиваю в сторону и исчезаю в стеблях кукурузы.
— Что… Ари! Ной кричит, а затем его ноги стучат позади меня.
Я бросаюсь влево, затем вправо, а затем его большие руки обхватывают мои бицепсы, и я поворачиваюсь.
Я задыхаюсь, глядя в его голубые глаза с улыбкой.
Они сужаются, разглаживаются, а затем его хватка усиливается.
Я сглатываю, моя грудь вздымается, когда я поднимаю руки и скользю по его грудям.
— Ты просил меня вести.
Он мгновенно нахмурился и придвинулся ближе, едва заметно покачав головой.
Моя кожа мгновенно краснеет, но я отказываюсь отвести взгляд.
Его голубые глаза пронзают мои, проникая далеко за пределы поверхности и проникая в мой разум. Как будто он видит каждую часть меня. Это нервирует, но захватывает.
Это Ной.
Я исследую каждую его черту, от влажных глаз до растущей щетины вокруг его челюсти и подбородка, идеальная пятичасовая тень. Такой мужественный, но такой мягкий. Я протягиваю руку, острые короткие волосы закручивают узел в моем животе. Я смотрю на него, но мне не нужно было знать, что он будет на мне. Они есть.
Они всегда есть.
Я провожу пальцем по его челюсти, провожу большим пальцем по подбородку, а затем дрожащими пальцами провожу по его губам. Я начинаю с низа, точно следуя изгибу, и когда дохожу до угла, его горячее дыхание обжигает мою кожу, мое тело дрожит перед ним. Для него.
Из-за него.
Я подхожу ближе.
Ной не двигается.
Моя рука опускается ниже, и я сглатываю, как и он, когда мое прикосновение скользит по его горлу, к шее и вниз, пока я не сжимаю мягкую ткань его хлопчатобумажной рубашки. Я притягиваю его ближе.
Он двигается охотно, но не толкается.
Он ждет.
Когда я поднимаюсь на цыпочки и приближаю свои губы на дюйм от его, в его глазах бушует буря, и они становятся темно-синими, которые я полюбила.
Он не прижимает свой рот к моему, как я ожидал, вообще не прижимается своим ртом к моему. Ной смотрит.
Он замечает румянец моих щек, быстрый подъем и опускание моей груди и часть моих нетерпеливых губ, прямо здесь ожидающих его.
Медленно, с терпением святого, он наклоняется, позволяя своей скользить по моей. Это ощущение заставляет меня подпрыгнуть, и уголок рта Ноя приподнимается в великолепной, почти дерзкой, безупречной ухмылке.
Мое ядро напрягается.
В следующую секунду он целует меня, не целуя, его губы прижимаются к моим с напряжённой мягкостью, которую я не могу объяснить. Он тяжелый, утяжеленный, но в то же время сохраняет осторожность, как будто позволяет мне быть уверенным.