Скоро погаснет весь свет, и в коридорах не будет слышно ни болтовни. Медсестры не кричат со своих постов, а тихо разговаривают между собой.
Пол затихнет, и наступит усталость.
Я ненавижу это.
Одна только мысль о сне пугает.
Что, если я закрою глаза и потеряю больше?
Что, если я закрою глаза, а они никогда не откроются?
Что, если они откроются, а я даже не узнаю, кто я?
Прямо сейчас я все еще я, просто не хватает пары кусочков.
Что, если завтра я стану незнакомцем, застрявшим в теле Арианны Джонсон?
Откинув голову назад, я с рычанием смахиваю слезы.
Легкий стук заставляет меня вздрагивать и удивляться, когда я обнаруживаю в дверном проеме Ноя с пластиковым пакетом в руке.
— Каспер снова действует тебе на нервы? Его тон напряжен, но тепл.
Я смахиваю влагу. «Да, он ведёт себя как придурок. Продолжает лить воду мне в глаза. Мне это уже надоело».
Тихий смешок покидает его, и он кивает, как будто понимая, что я имею в виду.
Мне надоело плакать.
— Я принес тебе кое-что. Он мгновение колеблется в дверном проеме, но когда я ничего не говорю, он входит.
Он протягивает мне сумку, и я медленно протягиваю руку, чтобы взять ее.
"Что это такое?"
— Кое-что, что поможет тебе пережить ночь. Он поворачивается к двери, но что-то заставляет меня окликнуть его.
«Тебе не обязательно уходить… если ты этого не хочешь».
Поначалу он не оглядывается, а когда оглядывается, в комнате нависает тяжесть.
Он не хочет уходить; Я чувствую это.
Как я могу это почувствовать?
Я прочищаю горло. «Можете ли вы подождать, пока кто-нибудь придет и выгонит вас? Это не должно занять слишком много времени.
Он медленно кивает, его руки скользят в карман толстовки, он подходит ближе и садится рядом со мной.
Он внимательно наблюдает за мной, пока я лезу в сумку и достаю пару наушников и старый iPod.
Меня охватывает тепло, и я смотрю на него. «Ты принес мне музыку?»
Его глаза смотрят на меня. — Думаю, тебе, возможно, придется ненадолго заблудиться.
Откуда ты знаешь, что я не могу спать? Эта музыка поможет?
Откуда ты знаешь, что мне нужно?
«Спасибо», — шепчу я и, когда включаю эту штуку и подключаю наушники, передаю ему одну.
Ной пристально смотрит на меня, вставляя его в ухо, и я откидываюсь на кровать. Я нажимаю кнопку воспроизведения, и играю три аккорда, мои глаза закрываются, а за ними разворачивается история.
Что-то успокаивается во мне, и мое дыхание становится глубже и полнее.
«Так приятно видеть, что этот человек наконец-то уснул».
Я поднимаю глаза и вижу вошедшую медсестру Бекки, не зная, сколько времени прошло, но, должно быть, это было давно, потому что, когда я смотрю на Ноя, я обнаруживаю, что он спит, его рука лежит на моем матрасе, рядом со мной. .
— Прости, — шепчу я. — Я знаю, что часы посещений закончились.
«Вся комната принадлежит вам; они тебя не побеспокоят. Она машет рукой, ее куртка висит у нее на руке. «Кроме того, у меня нерабочий день, просто хотел зайти и попрощаться на случай, если я не увижу тебя завтра, прежде чем ты уйдешь».
«Спасибо тебе за все, что ты сделал для меня».
"Мне было приятно. Было приятно увидеть такую любящую семью, но грустно, что это здесь редкость». Она вздыхает, улыбается и смотрит на Ноя. «И этот человек, он не оставил тебя».
Мой желудок втягивается. — Он этого не сделал?
Она качает головой, глядя на него с материнским видом. «Бедняга закрывал глаза только на час или два в день все время, пока ты был без сознания, и еще меньше в последние пару дней, пока он прятался в комнате ожидания дальше по коридору. Если его не было в душе, то он был прямо здесь, в этом кресле, такой же беспокойный, как ребенок в канун Рождества».
На моих бровях появляется хмурый взгляд.
— Похоже, он спит очень хорошо. Ее глаза приближаются к моим, в них светится слабый блеск. — Я пойду, прежде чем разбужу его.
Кивая, я машу рукой, но как только она уходит, мой взгляд переключается на Ноя, на его руку, находящуюся в дюйме от моего бедра, покрытого одеялом.
Я смотрю на него мгновение, на его длинные пальцы и легкий изгиб его костяшек. На мягкость его кожи и вены на нижней части предплечья, когда его рукав чуть-чуть приподнимается.
Я смотрю на его лицо, на длинные ресницы, прилегающие к его скулам. Его темные волосы торчат из-под капюшона, а на подбородке светлая щетина.
Его грудь поднимается и опускается при глубоких и полных вдохах.
Я вставляю наушник обратно в ухо, и, прежде чем я успеваю это заметить, наступает утро, сиденье рядом со мной пустует, и в дверь стучат.
Мои глаза открываются, моя улыбка мгновенная.
"Чейз."
Ной
Проходит чуть больше часа моего сидения на скамейке у тротуара, прежде чем голос Ари достигает меня, отрывая меня от мыслей, и в тот момент, когда я поворачиваю голову, она появляется, ее глаза мгновенно находят мои, как будто я произнес ее имя.
«Ной». От радости в ее тоне у меня подпрыгивает пульс, и я не могу сдержать появившуюся легкую улыбку.
Я хочу схватить ее, обнять. Я хочу обнять ее.
Вместо этого я остаюсь сидеть, сложив руки вместе, потому что не уверен, что смогу не протянуть руку. "Джульетта."
Ее глаза немного сужаются, но затем она смеется, и, черт возьми, так чертовски приятно это слышать. Она помнит прозвище, которое я дал ей в тот первый день.
"Ты знаешь." Она наклоняет голову. «Нам говорили об опасности сталкеров на ориентировке».
Мои нервы искрятся; мои слова растянуты. — А сейчас?
— Мм-м, — поддразнивает она. «А то, что ты сидишь здесь, — это пограничные наклонности преследователя».
Я глотаю. — А что, если я скажу, что меня здесь не ради тебя?
— Я бы назвал тебя большим и жирным лжецом.
Я смеюсь, легкость этого разговора успокаивается таким образом, что я не могу объяснить, но вместе с этим приходит и тяжесть, потому что, пока я сидел здесь и ждал, когда она уйдет, она должна была знать, зачем еще я был бы здесь в воскресенье полдень. Она столько раз приходила со мной. Я отбрасываю эту мысль и поднимаюсь на ноги, приподнимая ее подбородок, чтобы она могла смотреть мне в глаза. — Ты был бы прав.
Ее губы начинают кривиться, но она втягивает их, а потом оглядывается, и тепло, назревающее в моей груди, тут же умирает.
Чейз выходит с улыбкой, но как только он замечает меня, улыбка терпит неудачу. На мгновение он отводит взгляд, но в следующий раз снова возвращается. «Эй, чувак».
Вина, это написано на нем повсюду, как и должно быть.
Мой взгляд скользит по Ари, и она опускает подбородок, покусывая губу, а глаза Мейсона с любопытством сужаются.
Все забираются в «Тахо» Мейсона, кроме них двоих, и Ари смотрит на меня, круги под ее глазами сегодня стали немного светлее.
«Мы проведем остаток каникул в пляжном домике», — говорит она мне, и у меня сжимается грудь.
"Ах, да?"
Она кивает.
Ну давай же…
«У тебя… у тебя есть планы на семью?»
Вы моя семья.
Я качаю головой, мой пульс учащается, сквозь меня течет смесь эмоций.
"Ой." Она делает паузу.
Почти.
«Нас осталось только пятеро, и у нас есть дополнительная комната, если ты захочешь приехать», — говорит она, как будто меня там не было. Это убивает меня, но не так сильно, как намек на неуверенность в ее тоне.
В ее глазах.
В том, как она стоит.
Я хочу смыть все это, сказать ей, что ей никогда не придется задаваться вопросом, где я хочу быть, потому что ответ есть и всегда будет там, где бы она ни была.