Что-то мне подсказывает, что я это сделал.
Ной
Ари смотрит на меня сверху вниз с легкой улыбкой на губах, вытянутой рукой и покрасневшими глазами. Я знал, как только увидел ее, она была расстроена и плакала, но я также знал, что она не в настроении делиться. Ей, как и мне, нужно время, чтобы обдумать свои мысли.
Итак, я беру ее протянутую руку.
В тот момент, когда моя ладонь касается ее, наша кожа словно пронзается иглой, и она вздрагивает от небольшого потрясения.
У нее вырывается смех, и я не могу сдержать улыбку, вскакивая на ноги.
Встав, я поворачиваюсь так, чтобы мое тело смотрело в том же направлении, что и она, и на этот раз протягиваю ей руку. Она хватается за меня с застенчивой улыбкой.
Ее голова слегка откидывается назад, чтобы она могла видеть меня полностью, и медленно, очень медленно на нее падает мягкость. Ее глаза скользят по моему лицу, ее пальцы дергаются в моих, и прежде чем она осознает это, прежде чем она забеспокоится и в замешательстве отстранится, как она делала каждый раз, когда позволяет себе быть рядом со мной, я киваю.
«Тогда давайте перейдем к этому «не разговариваем», а?»
Ари улыбается и ведет нас по длинному причалу, но вместо того, чтобы идти до конца, где лес встречается с песком, она разворачивает нас на полпути.
Мы перепрыгиваем через край, земля находится менее чем в трех футах от нас.
В ту секунду, когда мы касаемся песка, она смотрит на меня, и блеск ее карих глаз заставляет мои мышцы напрягаться.
Я быстро отпускаю ее, засунув руку в карман толстовки, и она делает то же самое.
Вокруг нас нет ничего, кроме шума океана, и она ведет нас дальше по береговой линии, к пристани для лодок примерно в миле от нас.
Она наклоняется и начинает отвязывать двухместную лодку.
«Должен ли я быть начеку?»
Через плечо она бросает мне улыбку, и мне хочется упасть на колени рядом с ней.
— Это Лолли, она не будет возражать.
Я киваю и подтягиваюсь ближе, когда она начинает залезать внутрь, но моя помощь ей не нужна.
Она делала это миллион раз.
Я запрыгиваю рядом с ней, и мы отправляемся в путь, плывя в открытый океан, но держась близко к суше.
Это не лучший час, и после того, как мы во второй раз проезжали мимо ее пляжного домика, она перестает торговать и позволяет своей заднице упасть на половицу, ее ноги переброшены через верх, голова запрокинута на сиденье.
Она смотрит на облачное небо, и я присоединяюсь к ней.
«Вы когда-нибудь хотели отправиться в новое место и начать совершенно другую жизнь? Типа сказать всем, что тебя зовут Джон, и что ты плотник, у которого нет семьи и ты переехал по прихоти?
"Нет."
Ее голова поворачивается в мою сторону от моего быстрого и ровного ответа на ее желаемое за действительное.
«Я бы всем сказал, что меня зовут МакЛовин».
Она смеется, ее тело трясется, а когда она снова смотрит на небо, то со вздохом. «Я люблю этот фильм».
Я знаю.
Ее охватывает мрачность, и я жду.
Это занимает минуту, но затем она закрывает глаза, а когда они снова открываются, они сосредотачиваются на желтом лаке для ногтей, который она сейчас сдирает с большого пальца.
«Знаете, сегодня я был на приеме у врача, чтобы он осмотрел меня после несчастного случая».
Я знал это. Именно поэтому я вообще приехал сюда, в единственное место, где я мог чувствовать, что я рядом с ней, даже когда это не так.
Я должен был быть там с ней, сидеть в зале ожидания, чтобы я мог взять ее за руку и обнять, когда она выйдет, празднуя хорошее или утешая, несмотря на плохое.
У меня под ложечкой образуется узел.
«Они, хм, они думают, что я блокирую воспоминания, они говорят, что иногда люди, находящиеся в… тяжелой депрессии, делают это». На глазах у нее наворачиваются слезы, и она качает головой. «Как я могу знать, в этом ли проблема, если я не могу вспомнить, была ли у меня депрессия вообще?»
Я изо всех сил стараюсь не выпустить судорожное дыхание, застрявшее у меня в груди, боль в ее тоне слишком охренительна. Ее тихие крики сотрясают ее тело, и она смущенно отводит взгляд.
Она ломается рядом со мной, и я не могу этого вынести. Не могу этого сделать.
Она хочет учиться чему-то самостоятельно, но ей нужно что-то, за что можно держаться. Ей нужно знать, что с ней все в порядке. Что с ней все будет в порядке.
Мой сустав находит свое место под ее подбородком, и когда мой большой палец попадает в пространство между ним и ее нижней губой, ее губы приоткрываются в тихом вздохе, и ее глаза бегут к моим еще до того, как я повернул ее лицо в свою сторону.
В них есть мольба, но, черт возьми, моя малышка понятия не имеет, о чем она просит.
Это подсознательно, ее сердце и разум знают, что я здесь, умираю от желания избавить ее от боли, утешить и поддержать ее во всем. Всегда.
Навсегда.
Ее грудь раздувается, а мои губы изгибаются в легкой, нежной улыбке.
«Тебе было больно, и это было самое худшее, что можно себе представить». Ее губы дрожат, но она не смеет отвести взгляд. — Ты много плакала, пряталась и делала вид, что все не так уж и плохо, но постепенно… — Я сглатываю. «Очень медленно свет снова скользнул в твои глаза».
Ее моргание замедляется, ее слезы скользят и катятся вниз, попадая на мою кожу. «Почему у меня такое ощущение, что ты в этом помог?» она шепчет.
Я заставляю свою руку опуститься и стараюсь следить за мной глазами.
— Ты помог с этим? Она пытается еще раз.
Я знаю, что она хочет вспомнить сама, но я уже все испортил, поделившись тем, что сделал. Теперь она просит большего.
За крошечный кусочек.
Я обещал, что никогда не откажу ей, поэтому не буду.
Я откашливаюсь и отвечаю так, как умею.
"Я надеюсь, что это так."
Ее улыбка нетороплива, и она смотрит на открытую воду, бормоча: «Думаю, ты это сделал».
Мне кажется, я теряю тебя…
Глава 46
Арианна
На стене свисают белые мерцающие огни , а вокруг них сплетена прозрачная синяя занавеска, создающая мечтательную атмосферу зимней страны чудес. Большие колонны охватывают углы стен, а впереди на небольшой сцене стоит стол, полный трофеев и мемориальных досок.
Ребята одеты в модные костюмы, а девушки – в светящиеся платья, все, кроме тренерского штаба, который выбрал свою внешнюю форму.
Музыка тихая, а еда представляет собой культурную смесь в стиле сэмплера.
После того, как персонал убирает со столов после ужина, тем, у кого есть браслеты, раздаются бокалы с шампанским, а всем остальным - игристый сидр. Главный тренер выходит на сцену, стучит в микрофон и начинает приветствовать всех на девяностом ежегодном зимнем гала-концерте.
«Нередко хорошая команда и достойный сезон. Я здесь уже двадцать два года, и не было ни одного года, в котором я не мог бы претендовать на то же самое, но есть разница в добре и золоте, и в этом году, ребята, футбольная команда Avix U Sharks была чертово золото».
Комната наполняется улюлюканьем и криками, громкий лай Брейди слышен над каждым.
Мужчина рассказывает о своей команде, хвалит их как единое целое, делится некоторыми из их испытаний с теми из нас, кто не был мудрее, а затем делает паузу. Мужчина хватается за край небольшого подиума, перед которым стоит, и кивает головой, на его губах появляется улыбка.
«Знаете, как тренер я могу сделать очень многое и делаю это настолько хорошо, насколько могу, но я знаю, что многие из моих ребят ежедневно ругают меня в своих головах. Тренер – это всего лишь тренер». Он кивает. «Настоящий герой успеха этого сезона находится в сердце капитана».