В его руки, снова подумала девушка и посмотрела на его пальцы, все еще сжимавшие теплым кольцом ее запястья. Стефани осознавала силу, таившуюся в нежном касании Алекса. Стоило ему лишь слегка усилить нажим, и на коже останется синяк. Он может вообще легко сломать ей руку. Но Стефани была счастлива, что сейчас эта сила на ее стороне.
— Не знаю, что мой отец рассказывал вам… — Ее слова так и полились одно за другим, подобно потоку воды, устремившемуся сквозь открытые шлюзы. Казалось, ее невозможно уже было остановить. — Я работаю на телевидении, веду детские программы. Пару лет назад мне очень повезло: я стала ведущей еженедельной передачи «По солнечной стороне». Не знаю, слышали ли вы о ней, но…
— По пятницам, с пяти до шести, — утвердительно кивнул Алекс. — Дети моего приятеля очень любят вашу передачу. Ни за что не пропускают. У вас есть два весьма преданных фаната.
— Отлично. Сколько им лет, я имею в виду детей вашего приятеля?
Стефани говорила очень быстро, пытаясь унять внезапно возникшее волнение. Когда Алекс улыбается, все его лицо как бы озаряется внутренним светом души, резкие черты смягчаются, сине-зеленые глаза горят, подобно драгоценным камням под лучами солнца.
— Пять и семь, мальчик и девочка. Элиз — семь, она настоящая ваша поклонница.
— Да, пятилетнему, пожалуй, еще рановато смотреть нашу передачу, а в семь уже вполне… Я люблю слушать отзывы, так сказать, из первых уст, от самих детей. Конечно, мы получаем много писем…
— Но не все они от детей? — заметил Алекс.
Очевидно, слабая дрожь в голосе Стефани выдала ее.
— Да, — тихим голосом ответила девушка.
— И не во всех письмах восхищение вашей персоной столь же невинно, как в детских. — Это прозвучало как утверждение.
— Да.
Стефани покачала головой, отчего ее светлые волосы упали ей на лицо, к счастью скрывая появившийся на нем испуг.
— Стефи оказалась жертвой изощренного издевательства, — вставил отец девушки. — Ее преследует маньяк. Полагаю, это слово подходит лучше всего к подобному одержимому поклоннику.
— Когда это началось? — Алекс внимательно смотрел на девушку.
— Около семи месяцев назад, перед Рождеством. Первое письмо пришло с множеством остальных, и в нем содержались весьма лестные отзывы о моей внешности. — Стефани попыталась изобразить слабую улыбку. — Этот человек писал, что хотел бы получить меня в качестве рождественского подарка. Но тут чувствовался подтекст — похотливые намеки, которых нет у обычных поклонников.
— Полагаю, письмо было анонимным?
— Да. Через неделю пришло еще одно, потом еще, письма стали приходить почти каждый день. Сначала они были довольно сдержанными, но вскоре стали сексуально недвусмысленными, их пронизывало описание идиотских фантазий автора, с каждым разом все более отвратительных. — Стефани даже содрогнулась от воспоминаний.
— Эти письма поступали на адрес телестудии?
— Сначала — да. С этим бы я справилась, но где-то через месяц письма стали приходить ко мне домой. Маньяк, не знаю где, достал мой адрес. Но это оказалось только цветочками. Потом стали поступать посылки…
— Посылки? — поднял брови Алекс.
— В основном в них находилось женское нижнее белье: чулки, подвязки, бюстгальтеры. — Стефании смиренно кивнула. — Мой преследователь писал, что хотел бы видеть меня в них. — Девушка попыталась улыбнуться, но у нее плохо получилось. — Он, наверное, потратил целое состояние на все эти вещи.
Слушая ее рассказ, Алекс все больше мрачнел, выражение его лица становилось угрожающим.
При взгляде на напрягшегося мужчину Стефани захотелось рассказать все и тем самым избавиться от навязчивых страхов. Слова, казалось, уже невозможно было удержать. Она поведала о том, что письма стали содержать все больше сексуальных угроз и что анонимный маньяк заявил, что она его судьба и в один прекрасный день они будут вместе.
— В своих посланиях этот сумасшедший даже начат истолковывать некоторые слова, сказанные мною детям в передаче, как зашифрованные сообщения, предназначенные лично ему в ответ. — Стефани снова задрожала, голубые глаза наполнились слезами. — В письмах он совершенно искаженно интерпретировал мои слова, делал их отвратительными и грязными. Мы с отцом обратились в полицию, но явных улик не оказалось.
— А письма? — отрывисто и резко бросил Алекс.
Стефани лишь печально покачала головой.
— Поначалу я не придавала большого значения этим домогательствам и сожгла большинство из них. Ах, конечно, я понимаю теперь, что не следовало этого делать, но я думала, что этому человеку быстро надоест донимать меня и он переключится на что-нибудь другое. А потом мне вдруг стаю так страшно, я не могла даже видеть эти письма, поэтому и уничтожила их, не подумав, что они могут понадобиться. Когда я обратилась в полицию, то полицейские попросили меня передать им письма нераспечатанными.