– Мне пришлось спорить с тобой куда больше, чем с Хеленой, – произнесла она. – Ты всегда хотела узнать почему. Она же всегда была довольна и принимала все как есть.
– Она всегда стремилась избегать конфликтов.
– Вы просто по-разному ведете себя в одних и тех же ситуациях. Ты как никто другой могла бы это знать.
– Она ни разу не заговорила со мной об Алисе, когда все это случилось. Ни разу не спросила, как я себя чувствую. Делала вид, что ничего не произошло. Обсуждала только практические вопросы – что мы будем есть, кто что будет делать. Я ненавижу такое поведение.
– Что с тобой такое? Ты говоришь об этом с такой обидой.
– У вас есть потребность ничего не трогать. Вы закрываете глаза на проблемы. То, что произошло со мной, повлияло на нас всех, но никто и виду не подавал.
Мама отставила бокал.
– А ты когда-нибудь размышляла над тем, какова твоя роль во всем этом? – спросила она. – Ты избегала нас. Ты не позволяла нам говорить об этом. Не хотела. Бывали периоды, когда мы неделями тебя не видели.
Она протянула руку, чтобы прикоснуться к моей руке. Я отстранилась.
– Помню, как-то я увезла тебя с вечеринки, – продолжала она. – Пернилла позвонила мне – ты выпила лишнего, возможно, еще чего-то наглоталась. У тебя началась паническая атака. Ты чуть не до смерти перепугала всех, кто там был.
Я молчала. Смотрела в пол. Этого мне совершенно не хотелось слышать.
– Мне следовало что-то предпринять еще раньше. Ты права в одном: я долго закрывала на все это глаза, о чем теперь сожалею. Но потом ты стала ходить на терапию. И тебе стало лучше. Ты стала говорить, что жизнь идет дальше. Так и было. Жизнь продолжалась для всех нас. Так что не будь так сурова к Хелене.
Слова мамы вызвали у меня чувство стыда.
Она продолжала:
– Ты много разговаривала с Хенриком, когда познакомилась с ним. Он не испугался, оказался готов нести вместе с тобой твое горе. Знаю, в наших с тобой отношениях не все всегда было гладко. Но я всегда рядом. Надеюсь, ты это знаешь.
Теперь я сама взяла ее за руку.
– Прости, мамочка. Я была несправедлива к тебе. И к Хелене.
– Почему ты думаешь об Алисе? Не лучше ли оставить все это позади? У тебя есть Хенрик и Эмиль, жизнь сложилась хорошо. Отпусти прошлое, Стелла!
Поднявшись, я обняла маму. Она совершенно права – лучше оставить все это позади.
– Ты в последнее время посещала могилу? – спросила она. – Прости, я знаю, ты предпочитаешь называть это памятным камнем.
Я отрицательно покачала головой. Потом мы поужинали, мама попрощалась и уехала к себе, а я еще долго сидела в кухне, обдумывая наш разговор.
У меня сохранились лишь разрозненные воспоминания о периоде между исчезновением Алисы и пятым отделением. Весной 1995 года мама отправила меня на принудительное лечение. Меня поместили в закрытое психиатрическое отделение. На тот момент я ничего не ела, сильно исхудала. Находилась в глубокой депрессии.
Со временем я познакомилась с психотерапевтом по имени Биргитта. Она помогла мне, я начала смотреть вперед и решила жить дальше. Позднее я пошла учиться и стала изучать психологию, желая стать психотерапевтом. Я хорошо знаю свое дело.
Во всяком случае, так было раньше.
Но теперь уже нет. В настоящий момент я никому не могла помочь. Даже самой себе.
Поднявшись, я вытерла столешницу и взяла газеты, которые мама положила на микроволновку. Из стопки выпал конверт. Я подняла его. Он был подписан от руки, на нем значилось мое имя – «Стелле Видстранд, бывш. Юханссон». Без марки и без адреса. Кто-то опустил его прямо в почтовый ящик.
Я распечатала конверт. В нем лежала сложенная бумажка с нарисованным крестом. Текст был аккуратно выведен черной чернильной ручкой.
Стелла Видстранд
Род. 12.11.1975
скоропостижно
покинула нас
никто не грустит
никто ее не оплакивает
Холод пробирал до костей. Хотя я до носа замотала лицо толстым шарфом, меня не покидало ощущение, что я совершенно голая. Съежившись, я бежала в сторону Вальхаллавеген. Вот уже третий день над Стокгольмом свирепствовала непогода. В этот день у нас должна быть только одна лекция, поэтому многие остались сегодня дома. Как Юханна. Если бы не групповая терапия, я бы тоже не пошла. Во всяком случае, подумывала бы об этом. Но я не хотела пропускать встречу со Стеллой. Слишком многое было поставлено на карту.
До начала сеанса групповой терапии оставалось сорок восемь минут. Этого момента я ждала всю неделю. А вдруг она не придет?