— Черт возьми, — Гермиона почти вздрагивает, когда слышит голос Рона, — что это было?
— Я что, умер? — слышится следом хриплый голос Гарри.
— В третий раз? — усмехается Невилл. — Нет, черт возьми. Третий раз — алмаз!
Гермиона искренне смеется и на мгновение кажется, что все правда так, как раньше. Что все хорошо, все по-старому. Гарри заключает ее в объятия, не сразу отпуская. Рон тоже обнимает ее, но жалуется, что покалывает руки. Ребята смеются и чувствуют себя так, словно ничего не случилось, но…
Улыбки сходят у всех в тот момент, когда наступает пауза в разговоре всего на пару секунд. И эти мгновения заполняются запахом больницы, белым светом, осознанием уже случившегося, прошедшей войны, которая оставила на их жизнях следы.
В комнате сидят не четыре подростка, а четыре старика. С глазами, лишенными света и лицами, потерявшими краски. Осунувшимися, сломленными детьми, жизнь которых никогда уже не будет такой, как раньше.
— Почему вы пропали? — первая нарушает тишину Гермиона.
Гарри и Рон озадаченно переглядываются.
— Я писала письма, десятки писем, — едва сдерживает она слезы, — я загоняла сову, но не получила от вас ни одного ответа.
— Ты же шутишь, верно? — усаживается на постели Рон. — Гермиона, скажи, что ты шутишь.
— Какие тут шутки, Рональд Уизли? — шипит она. — Почему вы перестали писать мне и отвечать? Что я сделала такого ужасного?
Гарри расширяет глаза.
— Гермиона, я клянусь тебе, что ты ошибаешься, — заверяет ее Гарри, — мы писали тебе каждый день, каждый божий день.
Девушка сжимает губы, качая головой.
— Мы не могли к тебе подступиться, ты не отвечала на письма, — снова пытает удачу Рон, — пытались заговорить с тобой на похоронах Римуса и Тонкс, но ты даже не откликнулась, мы не знали, что делать…
— Брось! — пылит Грейнджер. — Я старалась заговорить с вами на каждых похоронах, на которых мы были, но вы не реагировали, — почти плачет она. — Вы закрылись от меня, хотя я нуждалась в вас, я крайне в вас обоих нуждалась!
Невилл лишь смотрит на то, как золотое трио совсем друг друга не слышит. Они не понимают, что никто не виноват в том, что случилось.
— Вы же понимаете, что все это происходило у вас в подсознании? — наконец произносит Невилл.
Ребята разом смотрят на гриффиндорца.
— О чем ты? — не понимает Гарри.
— Гермиона писала письма, вы писали письма, — вытягивает он то одну руку, то другую, — вы думали, что она не общается с вами, она думала, что вы не общаетесь с ней. Ваши действия растворялись в заклинании. Они происходили на самом деле, но при этом их не существовало, — Невилл видит непонимание на их лицах. — У каждого из вас была своя реальность.
Ребята переглядываются. Черт возьми, даже будучи на том свете Том Реддл чуть не довел их всех до полного краха.
— Кто расскажет, что произошло? — смотрит Гарри то на Гермиону, то на Невилла.
Лонгботтом, едва взглянув на наполнившиеся слезами глаза девушки, сразу все понимает и приступает к рассказу сам. Он ничего не упускает, но и не добавляет лишнего. Рассказывает все так, как поведал Гермионе, и добавляет тот факт, что девушка свой сон помнит.
— Я не помню абсолютно ничего, — рассеянно произносит Рон, — по ощущениям просто уснул.
— На месяц, — замечает Гарри.
— Да, на месяц, — немного агрессивно отвечает Рон. — Если бы еще полегче стало, цены бы этому сну не было.
— Не в стиле Воландеморта, — жмет плечами Невилл. — Это была его цель: разбить всех так, чтобы добило окончательно.
— У него получилось, — кивает Гарри.
Гермионе кажется, что в этот момент ее лучший друг стареет прямо на глазах еще на пару лет. Воспоминания о войне никуда не делись, беда в том, что они еще свежие. Настолько свежие, что Гермионе даже страшно подумать, как чувствуют себя мальчики, эмоции которых на месяц были завязаны в узел, а теперь этот клубок разматывается с каждой последующей секундой.
— Гарри, что помнишь ты? — осторожно спрашивает Невилл.
Даже если это сейчас не к месту, он обязан это спросить. Это его работа. Гарри на какое-то время замирает, стараясь вспомнить.
— Помню большой зал, — чуть хмурится он. — Сначала я был уверен, что прибыл в Хогвартс, даже внимания не обратил, что совсем не помню дороги, а потом… — он ненадолго замолкает, — заметил, что столы пусты. И там была пыль, много пыли. Словно замок был заброшен.
Руки Гермионы холодеют и она сжимает их в замок, чтобы не дрожали.
— И была еда передо мной, — вспоминает Гарри. — Много еды, как на пиру, но… Я был один и не мог есть, не мог заставить себя проглотить и кусочка.
— Черт возьми, Гарри, я бы сразу заметил, что что-то не так, — ухмыляется Рон.
Он немного разряжает обстановку, и все улыбаются. Немного вымученно, даже слегка неуместно, учитывая все то, что происходит, но улыбаются. Гермиона ловит взгляды ребят и осознает, как сильно по ним скучала.
— Кто-нибудь говорил с тобой? — снова возвращает их в прежнее русло Лонгботтом.
Гарри сразу вытягивает вперед руку, указывая на гриффиндорца.
— Невилл, — словно сам не верит в происходящее Поттер. — Невилл, ты говорил со мной несколько раз, — Гарри снова вздыхает, вспоминая что-то еще. — Гермиона, я писал тебе письмо.
Девушка удивленно вскидывает брови, чуть ерзая на месте.
— Что?
— Да, я отправил тебе письмо с совой. Маленькой такой, серой. Хотел написать, что что-то не так. Только содержание не помню.
— Я вспомнил! — внезапно кричит Рон. — Я тоже писал тебе, Гермиона. Писал в этом сне. Только был не в большом зале, это был какой-то класс, — морщится он. — Но сова забрала мое письмо, и она тоже была маленькая и серая.
Гермиона не верит своим ушам.
— Я получила их, — не сразу отвечает она.
Все трое гриффиндорцев в удивлении смотрят на девушку.
— Шутишь? — в унисон спрашивают Гарри и Рон.
— Невилл читал их мне, — указывает она на Лонгботтома.
— Брось, быть не может, — смеется Невилл. — Вы, ребята, — указывает он на Гарри и Рона, — в одну ночь моего дежурства разговаривали во сне, беспокоились оба за Гермиону, и я просто передал ей ваши слова, когда навестил утром.
Они смотрят друг на друга так, словно вот-вот из-за угла вылезет какой-то шутник и крикнет: «Снято!» Гермиона не хочет говорить ребятам, что услышала она вовсе не слова поддержки или что-то в этом духе, а совсем наоборот. Воландеморт промывал им всем мозги даже после своей кончины.
— Невилл, ты что, стал нашими письмами? Что-то вроде… совы?.. — старается понять Гарри.
— С ума сойти, — качает головой Рон. — Бред какой-то, кому расскажешь — не поверят.
Гермиона старается понять, почему Рон, как и все прочие, не помнит ничего, а Гарри помнит про письма. Возможно, Северус хотел что-то передать через Гарри. Или просто забыл стереть ему воспоминания, забыв о том, что у него иммунитет на любые воздействия Темного Лорда.
— Гермиона, что помнишь ты? — спрашивает ее Рон.
Девушка поднимает взгляд и осознает, что эта проклятая война, несколько месяцев под заклинанием и месяц во сне всё же надломили в них то, что связывало их долгие годы. Гермиона изменилась, и они тоже. Она осознает, что не хочет, чтобы Рон знал о случившемся с ней во сне. Осознает, что не хочет говорить ему о Северусе.
Она знает, что он ее не поймет.
— Я устала, — сообщает она, — обсудим это позднее, хорошо?
Но Гарри ее поймет. Ему она доверяет, пожалуй, больше, чем самой себе. Поттер понимает ее взгляд без слов, поэтому чуть кивает и поднимается с постели.
— Надо размять ноги, — замечает он, — Гермиона, покажешь, где твоя палата?
— Конечно, — тут же находится Грейнджер, поднимаясь с места.
Ее почти не удивляет, что Гарри чувствует ее на иной, понятной только им обоим волне.
— Я схожу за мадам Помфри, ей надо зафиксировать ваше пробуждение, — встает следом Невилл. — Рон, ответишь ей на пару вопросов? С меня причитается сытный обед.