Гермиона вспыхивает.
— Они совсем меня не знают, Рон! Я для них никогда не существовала! — она трет лицо ладонями, под кожей горит боль. — Нет заклинания обратного Обливейту, но я знала, на что шла. Знала, что мне придется с этим жить. И я живу, потому что нет выбора!
Рон мотает головой из стороны в сторону, делает шаг назад.
— Я тебя совсем не узнаю, — негромко произносит он. — Ты не Гермиона Грейнджер.
Гермиона замирает, глядя на него. Это был удар хороший. Девушка на выдохе вымученно улыбается. Жизни в этой улыбке не больше, чем в поцелуе дементора.
— Я думаю, наш разговор не имеет ни конца, ни края, — наконец произносит она слабым голосом и отворачивается к котлу, снова хватая со стола черпак. — Тебе придется пережить это, Рон, — говорит она тихо, но знает, что он ее слышит. — Иначе ты не сможешь двигаться дальше.
Гермиона слышит, как он уходит. Она снова остается одна. Глотку сдавливает, и снова они. Эти чертовы слезы. Будто за последнее время их было мало. Рон дорог ей, но она понимает, что он сейчас находится на стадии, которую она прошла еще будучи во сне.
И помог ей в этом Северус.
Гермиона не может помочь Рону. Возможно, сразу после войны такая возможность была. Сейчас нет. Эта мысль заставляет ее согнуться пополам и, приложив тыльную сторону к губам, едва слышно всхлипнуть.
Гермиона мотает головой из стороны в сторону.
— Соберись, — говорит она самой себе. — Хватит плакать. Нужно продолжать работать.
Она тянется рукой к очередной пробирке, но обессиленное тело играет с ней злую шутку, и она свозит со стола пробирки. Несколько дюжин летят вниз ей под ноги и разбиваются о каменный пол, наполняя замкнутое пространство комнаты перезвоном.
Гермиона пустым взглядом смотрит на блестящее крошево у себя под ногами, а после, убрав за уши волосы, сразу присаживается на корточки, начиная собирать осколки руками. Она все собирает их и собирает правой рукой и складывает в левую до тех пор, пока его голос не вырывает ее в реальность.
— Гермиона!
Невилл оставляет новую партию пробирок на столе и кидается к девушке, присаживаясь рядом с ней на колени.
— Что же ты, Гермиона, — причитает он, вынимая из кармана палочку и носовой платок, чтобы убрать все стекло с ее изрезанной, покрытой тонкими ссадинами ладони.
Она смотрит на то, как он суетится перед ней, как снова и снова протягивает свою руку помощи, и ей взвыть хочется, что она так к нему строга. Что она кричала на него. Что так и не поблагодарила за спасение от Нагайны.
Что не поинтересовалась, как он справляется, потому что он всегда интересуется ее самочувствием.
— Невилл, — негромко произносит она.
Парень поднимает на мгновение взгляд, но продолжает обрабатывать ее руку.
— Как ты справляешься с мыслью о том, что видишь родителей каждый день, но понимаешь, что они не знают, кто ты такой? — наконец произносит она.
Невилл, подув на раны еще раз, берет в руки свою палочку и снова на мгновение смотрит на девушку.
— Я живу с этим, как же иначе? — жмет он плечами. — Только воспринимаю по-другому. Они все равно здесь, я знаю. Уверен, в глубине души они знают, что я их сын. Это дает мне стимул знать, что я не один, — отвечает он и прикладывает к ее ладони свою волшебную палочку. — К тому же, у меня есть вы. Есть друзья.
Гермиона смотрит на него, поджимая губы. Она чувствует себя ужасно, словно она не заслуживает такого друга, как Невилл. А он словно забывает о том, что уже сказал, и залечивает ей раны.
— Вот так, — кивает он.
Девушка смотрит на восстановленную руку и шевелит пальцами.
— Ого, — искренне удивляется она. — Ты многому здесь научился.
— Пришлось, — пожимает он плечами и поднимается на ноги. — Ладно, давай уберем здесь.
— Я сама, — мотает головой Гермиона. — Моих рук дело, мне и наводить порядок.
Гермиона не поднимается на ноги, так и сидит на холодном полу, лишь поднимает руки и закрывает глаза, настраиваясь на заклинание. Она уже не раз ментально колдовала, и ей даже нравится такой способ больше классического.
Беда в том, что нужна полная концентрация, любая не относящаяся к заклинанию мысль может изменить его, деформировать. Сделать совершенно другим.
Именно об этом важном правиле она и забывает, потому что все ее мысли вновь уходят в другом направлении. Они возвращаются к Северусу. Воспоминания из сна показывают ей заново всю его любовь, а совсем свежие, реальные воспоминания вручают ей ту боль, которую мракоборцы ему причиняют.
И заклинание работает не так и не на том, что нужно.
— Гермиона? — чуть трясет ее за плечо Невилл. — Что ты делаешь?
Девушка открывает глаза, осознавая, что в комнате светлее обычного, и поднимает глаза вверх. Из нескольких котлов взмывает вверх туманом испаряющееся зелье, закручивается под потолком и выбирается из палаты, направляясь в коридор.
Девушка поднимается на ноги и, не опуская головы, следует из палаты, наблюдая за тем, куда направляется туман. Он ползет по потолку, скользит вдоль стен, направляется на этажи выше и этажи ниже.
Гермиона идет по направлению тумана в сторону своей палаты. Он плывет все дальше, заполняет собой каждое пространство под потолком и начинает деформироваться.
— Что это? — не понимает Невилл, также не опуская головы.
Туман собирается в густые курчавые облака. Во всех комнатах большого здания Мунго попеременно слышатся раскаты грома. Гермиона озадаченно крутится на месте, когда облака темнеют, и вздрагивает, когда ей на щеку падает первая капля.
Она осторожно прикасается к ней пальцем. В воздухе пахнет солнцем и луговыми травами. Дождь усиливается, и Гермиона не боится его, лишь подставляет лицо, закрывая глаза. Сначала слышится лишь шум дождя, а затем в вечно пустынной, тихой больнице начинают слышаться голоса.
Слышится смех, чьи-то счастливые крики. Кто-то плачет. Гермиона улыбается, не открывая глаз до тех пор, пока дождь не прекращается, и вытирает лицо.
— Что ж, с добрым утром, — стоит перед ней весь промокший Невилл и широко улыбается.
Голосов по всей больнице становится все больше. Они просыпаются.
— С добрым утром, — смеется Гермиона, но в следующее мгновение вздрагивает от еще одного раската грома.
Зачарованные облака мерцают, переливаются под потолком. Перед ней что-то падает, и Гермиона опускает взгляд, присаживаясь на корточки.
— Письмо? — хмурится она.
Недалеко от нее приземляется еще одно. Невилл берет его в руки.
— Это от Полумны, — не верит он своим глазам. — Написала мне три месяца назад.
Затем падает еще одно письмо, затем еще одно. Звуки от десятков падающих с неба писем затмевают все прочее. Гермиона берет следующее письмо и еще одно. Еще и еще. Все они адресованы ей. От Гарри, от Рона, Джинни, миссис и мистера Уизли. От Джорджа. От Виктора. И от многих других.
Из параллельных реальностей возвращаются в ныне существующую все письма, которые заколдованные участники войны направляли друг другу все это время. Гермиона почти падает на пол, вскрывает каждое из них, читает, смеется и плачет, закрывая рот ладонью.
Перед ней лежат десятки распечатанных писем, и в каждом из них слова, в которых она так нуждалась. В них слезы, в них скорбь, в них утрата, но в то же время… Поддержка, участие, сопереживание и любовь.
Она с трепетом прижимает письма к груди и поднимает на мгновение взгляд. В дверях стоит Рон и также сжимает в руках вскрытые письма. Гермиона видит на обратной стороне свой почерк. Понимает, что теперь он все увидел. Что она делила с ним его скорбь все это время.
Что она понимает его боль.
Что она разделяет его боль вместе с ним.
Она всего один раз видела, когда Рон плакал. Это было на битве. Он тогда оплакивал в первый раз смерть Фреда. Сейчас она во второй раз видит на его глазах слезы, но они другие. Это слезы избавления. Их нельзя стесняться.