В какой-то момент Гермиона даже забывает, кого она убеждает. Министра и ее лучшего друга или саму себя. Кингсли держится стойко.
— А если бы он не смог передать этот рецепт? — задает он резонный вопрос.
Гермиона с силой сжимает в замок руки на коленях.
— Тогда я не говорила бы с вами. Тогда Гарри не сидел бы рядом со мной, — смотрит она в темные глаза министра. — Кингсли, нет смысла говорить о том, что было, а чего не было. Проклятье, все уже случилось, поймите вы наконец!
В кабинете какое-то время стоит тишина. Гарри и Кингсли переглядываются.
— Все ученики, пребывающие в Мунго, проснулись, — продолжает Гермиона.
В этот раз ей удается удивить министра. Он ерзает на месте, словно решает, что ему послышалось.
— Только благодаря Северусу я приготовила зелье и всех разбудила, — продолжает она его убеждать. — Это его, исключительно его заслуга.
Гермионе кажется, что Кингсли готов поверить кому угодно, только не Северусу. Девушка не может отрицать, что зельевар не безгрешен. Он совершал поступки и для темной, и для светлой стороны. Она такая же. Все такие же. Нет тех, кто делает только хорошие поступки.
Не существует таких людей.
— Гермиона, — наконец произносит он, — Снейп не давал показаний, а на слово поверить мы не можем.
— Тогда дайте ему сказать хоть слово! — снова вспыхивает она.
— Он молчал, — кивает министр. — Весь первый допрос он промолчал.
— Допрос? — ее голос уже звенит от напряжения. — Это вы про незаконное нападение в Мунго?! Он же только пришел в себя в тот момент!
Кингсли откидывается на спинку высокого кресла и чуть качает головой.
— Почему ты его защищаешь? — старается понять он.
— Потому что вы ничего не видите, — резко отвечает она.
Гарри тактично молчит, всего раз бросив на подругу взгляд. Ему нечего сказать. Кингсли тоже запал теряет на какое-то время. Гермиона в этот момент продумывает уже третью ветвь разговора, настраивает себя, сдерживает. Делает так, чтобы голос был ровным.
— Есть возможность провести заседание раньше?
Кингсли задумывается на мгновение.
— К сожалению, нет…
Она ждала этих слов, поэтому чуть вздергивает подбородок.
— В таком случае, я требую, чтобы он находился до слушания не в Азкабане.
В кабинете повисает тишина. Кингсли снова переглядывается с Гарри.
— И что ты предлагаешь?
— Дом моих родителей, — тут же отвечает она. — Он пуст.
Кингсли хмыкает, словно не верит в то, что она в принципе такое может предложить.
— У тебя нет на это никаких полномочий, — старается вразумить он девушку. — Ты никем ему не приходишься.
— Стану законной супругой, если потребуется, Кингсли, черт возьми.
Гарри приходится отвернуться в сторону, чтобы скрыть не только шок, но и широкую улыбку. Она действительно за Северусом и в огонь, и в воду. Кингсли, определенно огорошенный таким ответом, лишь беспомощно открывает и закрывает рот.
— Как у героини войны, полномочия у меня есть, — пользуется заминкой Гермиона, чтобы не дать ему вставить даже слово. — И если вы не прекратите предвзято относиться к человеку, правду о котором не знаете или не хотите принимать, я подниму на уши все Министерство, но достучусь до правосудия, — твердо и жестко произносит она, — можете мне поверить.
Гарри смотрит на Кингсли и чуть вскидывает брови, словно показывая, мол, я тебе говорил. Министр недолго думает, а затем все же кивает.
— Хорошо, Гермиона. Я… отдам распоряжение.
Девушка, определенно не рассчитывающая на такой ответ, делает вид, что все так и задумано.
— Правильное решение, — кивает она, скрывая дрожь в ледяных руках, плотно сжатых на коленях.
— Тотальный контроль, — продолжает он, — его запрет на выход за пределы дома, чары безопасности и сменный патруль.
Ожидаемо. Гермиона вообще не рассчитывала на его милость в данном вопросе, однако кивает, продолжая чувствовать себя так, словно сидит на пороховой бочке, держа в руках уже горящую шашку динамита.
— Резонно, — сдержанно кивает она.
— Тогда ожидай в фойе, — кивает на дверь Кингсли. — Я дам тебе знать, как все будет готово.
Гермиона решает не протягивать руку для прощания, потому что они у нее ледяные и мокрые, поэтому лишь встает и, глянув на Гарри, выходит из кабинета с гордо поднятой головой, осторожно закрыв за собой дверь.
Кингсли долгое время смотрит перед собой в одну точку, Гарри молча ждет, когда он скажет хоть что-нибудь.
— А она, — наконец начинает министр, — совсем не изменилась…
— Шутишь? — вскидывает брови Гарри.
— Да я поражен просто.
Кингсли трет лицо ладонями и не может сдержать улыбки. Это уже не девочка, это воин. Настоящий воин. Гарри улыбается в ответ, опуская локти на стол.
— Ты же понимаешь, что она будет требовать своего присутствия на заседании? — спрашивает он.
— Догадываюсь.
— С ней лучше не спорить, — замечает Гарри, качая головой.
Кингсли берет перо и, обмакнув его в чернильницу, что-то быстро и размашисто начинает писать на пергаменте.
— Она не думала поработать на меня? — не отрываясь от работы, спрашивает он. — Ценный сотрудник, нутром чую.
— Это ты лучше у нее спроси, — указывает себе за спину Гарри.
— Когда придет время, — сворачивает Кингсли письмо и ставит на него сургучную печать, медленно выливая расплавленный воск. — Ее голова сейчас другим занята.
Гарри кивает, наблюдая за тем, что он делает. В воздухе пахнет пряными травами и расплавленным воском.
— Мне надо связаться с надзирателями, — поднимается он с места.
— Ей можно доверять, — встает следом Гарри.
Кингсли смотрит на героя войны и чуть качает головой.
— На ее счет я и не сомневаюсь.
— Кингсли, она знает, что делает, — заверяет его Гарри.
— Надеюсь на это, — хлопает он его по плечу и провожает из кабинета, чтобы решить вопрос, который требует его прямого вмешательства.
Гарри идет вдоль коридора и сразу видит издалека, как на лавке в фойе сидит Гермиона с прямой, точно игла, спиной и сжатыми на коленях руками. Она смотрит перед собой, но определенно думает о чем-то своем, абстрагировавшись от внешнего мира.
— Эй, — опускает он ладонь на ее коленку, не без усилий присаживаясь рядом.
Гермиона чуть вздрагивает, глядя на друга. Гарри определенно чувствует себя крайне уставшим, только скрывает это от нее. Слишком много всего происходит, слишком много всего приходится решать.
— Не ожидал от тебя таких… активных действий, — чуть улыбается Гарри.
Гермиона ведет линией плеч, разминая разбитое тело. Она постоянно в напряжении, в вечном стрессе, но не обращает на это никакого внимания.
— Я просто не хочу, чтобы он был там, — просто отвечает она.
Гарри подставляет ей свое плечо, и Гермиона опускает на него голову. Все тело гудит.
— И как тебе это вообще в голову пришло? — удивляется он.
— Ты про дом родителей? — пытается понять она. — Я была там час назад, решила прибыть сюда при полном параде, — указывает она на костюм. — Вот и вспомнилось.
— Прекрасно выглядишь, — замечает он. Гермиона тихонько смеется. — Но я не про дом родителей, а про свадьбу. У Кингсли глаза на лоб полезли, — вспоминает он.
— Сама от себя не ожидала, — честно признается Гермиона. — Само сказалось.
Гарри гладит ее ледяные руки, побуждая раскрыть ладони из крепкой хватки. Девушка слушается и Гарри потирает ее побелевшие пальцы.
— Ты меня поражаешь, — хмыкает он. — В хорошем смысле, конечно.
Гермиона ничего не отвечает и в какой-то момент даже позволяет себе прикрыть глаза, потому что все возможные жизненные ресурсы оказываются почти полностью на нулях, но не может уснуть, как бы сильно ни хотелось.