Тревога все еще не отпускает ее, является неотъемлемой частью ее составляющей. Грызет ее, как червь яблоко, не давая ни секунды покоя. В темном фойе время, кажется, течет медленнее обычного.
Но Гарри с ней, и от этого становится легче. Он держит ее за руку и находится рядом, этого более, чем достаточно.
Хлопок в дальней части отдела заставляет Гермиону вздрогнуть и выпрямить спину. Она выпускает руку Гарри и встает на ноги. Друг встает за ней следом. Вдалеке длинного коридора идет к ним навстречу Кингсли в развевающейся темно-синей мантии, за ним следом идут четыре мракоборца, между которыми Гермиона видит…
— О, Мерлин, — едва слышно шепчет она. — Что они сделали с ним?
Северус едва шевелит ногами, ему причиняет боль опираться на правую, на его лице живого места нет, и Гермионе страшно представить, что скрывается под его темной, изувеченной мантией.
— Он пробыл там не больше восьми часов, — едва сдерживается она.
— Им этого более, чем достаточно, — шепчет в ответ Гарри. — Предателей в Азкабане пытают сильнее, чем убийц.
От этого неприятного факта легче ей не становится, ей настолько больно, настолько физически плохо от того, что ему пришлось испытать, что она даже не может найти в себе силы на него посмотреть.
Гермиона смотрит на Кингсли, сдерживаясь всеми силами. Министр останавливается напротив нее, чуть кивая.
— Мисс Грейнджер, ввиду вашего статуса, заключенный временно освобождается до момента слушания под вашу прямую ответственность, — глядя ей в глаза, произносит он. — Любое нарушение оговоренных с вами правил приведет к необратимым последствиям.
Гермиона кивает, не отрывая от него взгляда, но видит боковым зрением, как Северуса выводят из-за спины министра и вынуждают остановиться возле нее. Она чувствует его рядом, и от этого эмоции захлестывают ее так сильно, что приходится приложить усилия, чтобы стать сдержаннее.
— Я вас услышала, министр Бруствер, — кивает она.
Гермиона протягивает Северусу руку, но не находит в себе силы на него посмотреть. И сначала ничего не происходит. Она так и стоит с протянутой рукой, пока их окружают мракоборцы, министр и Гарри, чувствуя себя настоящей идиоткой, актрисой дрянного спектакля.
Момент затягивается, а она все так и держит руку, чуть вздернув подбородок и продолжая смотреть перед собой. Слезы подкатывают к глотке.
— Возьми мою руку, — хочется ей закричать. — Возьми мою гребанную руку!
Гермиона постепенно начинает дрожать, чувствует взгляды на себе, и уже просто не знает, что предпринять, но в следующее мгновение Северус медленно берет ее руку в свою и осторожно сжимает пальцы.
Сердце пропускает удар, по телу пробегает разряд электрического тока.
Гермиона сжимает его руку в ответ и, закрыв глаза, наконец трансгрессирует с ним из этого места.
========== 10. ==========
Комментарий к 10.
Писала главу под нее, очень советую к прослушиванию: ** i still think of you - nctrn **
Когда привычная полутьма дома окутывает тело, Гермиона замирает, все еще не открывая глаз. Она чувствует его руку в своей ладони, но боится, что это лишь наваждение, что все это неправда. Что сейчас она откроет глаза, а его здесь нет.
Кто знает, возможно, и ее здесь тоже нет.
Может, они оба лишь молекулы, блуждающие в параллельных мирах, которые постоянно сталкиваются, но никак не могут замереть в пространстве.
Она переминается с ноги на ногу и все же поднимает взгляд вверх. Северус стоит рядом, но волосы закрывают часть его лица. Он не смотрит на нее, лишь трепетно держит ее руку в своей, все еще не отпуская ее.
Гермиона опускает взгляд. Ее пальцы тонут в его широкой, подрагивающей ладони. И сам он весь едва заметно дрожит. Гермиона сглатывает и начинает идти в сторону кухни, не выпуская руки Северуса из своей.
— Идемте, — негромко произносит она, потянув его за собой.
Северус старается не дрожать и идти прямо, но у него совсем нет сил, и храбриться безупречной выдержкой у него не получается. Единственное, что в данный момент может сделать Гермиона — не смотреть на него.
Она знает, что он из тех людей, кто не терпит жалости к себе.
— Присядьте, профессор, — выдвигает Гермиона стул из-за стола и подходит к кухонному гарнитуру.
Гермиона достает небольшой таз, ставит его в раковину и включает воду. Она слышит, как Северус садится, пока достает хлопковую тряпку, перекись и любую доступную ей в этом доме аптечку. Она включает над плитой лампочку. Кухня озаряется бледным светом.
Девушка берет таз с теплой водой и, набравшись смелости, поворачивается к нему. Северус сидит с опущенной вниз головой, темные спутанные волосы закрывают ему лицо. Гермиона ставит таз на стол, кладет рядом приготовленную заранее аптечку и, выдвинув стул, садится с ним рядом.
Гермиона облизывает губы и кладет ладони под бедра, поставив ноги на маленькую жердочку между ножками. Сердце почти не бьется, так медленно и надрывно стучит, испытав за этот бесконечный день такой чудовищный стресс, что Гермиона даже не знает, с чего начать.
Единственная мысль, набатом стучащая у нее в голове: он здесь.
Он здесь.
— Надо обработать раны, — ее голос совсем разбитый.
Гермиона смачивает тряпку и крепко ее выжимает, после чего придвигается к нему и тянет руку. Северус отводит голову в сторону. Это ранит ее. Девушка облизывает губы.
— Позвольте мне, — просит она, — пожалуйста.
Ей и без того приходится одной жить с воспоминаниями, которые он ей оставил. Она соблюдает субординацию, хотя ей тяжело это дается. Это добровольная пытка: любить человека, который забыл об этом.
Северус какое-то время колеблется, а после медленно поворачивается к ней, но голову сам не поднимает. Гермиона тянется к нему, убирает пальцами темные пряди, открывая взору его лицо, и внутри у нее все холодеет, но она не показывает виду.
Его сильно били, неоднократно и жестоко. Здесь совсем нет ударов от заклинаний, мракоборцы применяли физическую силу, а он смиренно терпел, зная, что один ответный удар обеспечит ему билет в один конец до Азкабана без слушания.
Она промывает раны, стирает с его лица запекшуюся кровь, осторожно касается болезненных ссадин. Вода в тазу после третьего раза окрашивается в бледно-красный. Гермиона делает вид, что держится.
Она заставляет себя держаться.
Над бровью ссадина настолько свежая, словно ее нанесли ему сразу перед тем, как доставить его в Министерство. Гермиона осторожно касается ее, и Северус, не сдержавшись, чуть морщится.
— Вам больно? — осторожно спрашивает она.
«Мне больно, что ты видишь меня таким»
Северус молчит, лишь смотрит на нее, всё это время смотрит. Взгляда оторвать не может. Смотрит на ее усталые, полные иссякающей бравады глаза, темные круги под ними, непослушные каштановые кудри, наспех заколотые сбоку заколкой. Такая юная и такая взрослая.
А сама смотрит так, что все сжимается внутри.
«Что же ты делаешь, глупая девчонка? Почему не понимаешь, что я обязан тебя отпустить?»
За пределами дома слышатся хлопки. Северус чуть дергается, но скорее от неожиданности, чем от испуга. Гермиона на мгновение смотрит в окно гостиной, ведущее во двор, и снова возвращается к нему.
— Мракоборцы, — устало сообщает она. — Патруль ежедневный, приказ министра.
Девушка убирает пальцем прядь с другой стороны его лица и ей хочется, чтобы Северус посмотрел на нее так же, как сделал это тогда. В тот самый первый вечер ее сна в его гостиной.
Она даже на мгновение замирает, хочет поймать это мгновение. Хочет, чтобы он вернулся к ней. Не так много она и просит.
Стены дома дрожат, и Гермиона снова бросает безучастный взгляд в окно. Темные пятна мракоборцев мелькают за окном, виднеются вспышки света.
— Защитные чары, — поясняет она. — Еще одно условие министра.
Гермиона ведет прохладной марлей по изувеченной коже и вглядывается в каждую черту его лица. Несмотря на все ссадины, все наливающиеся гематомы и грядущие шрамы — это все тот же Северус. Ее Северус.