Вся наша жизнь — это двери. Каждый день мы открываем десятки дверей и однажды куда-то приходим. Это наш путь, наша жизнь, наша дорога. Мы сами хватаемся за ручки, открывая двери.
— Если бы мне выпал шанс вернуться в начало, я бы все равно ничего не стал менять. Потому что все равно судьба возьмет свое, и она заберет больше, если ей противиться. Такое случается с каждым.
— Что случается? — не понимает она.
— Жизнь, мисс Грейнджер.
Девушка меряет шагами комнату, гнев клокочет в ней. Она чувствует себя недостойной, глупой, слабой, беспомощной и бестолковой. Потеряла связи с друзьями, не получила работу в Министерстве, не получила полное образование, потеряла родителей по своей инициативе, а теперь не знает, как их вернуть.
И не может повторить банальный рецепт зелья из учебника шестого курса.
— Какое мне дело до жизни, Северус?! — гнев обжигает глотку. — Я бездарна, мне не даются зелья шестого курса! Да что со мной такое?!
Жар начинает жечь под веками, огромный комок поднимается откуда-то изнутри, поднимается все выше, давит в грудной клетке. Гермиона начинает дрожать.
— Что со мной, Северус?!
Ее голос срывается на крик, а его имя утопает в темном материале его мантии, потому что он прижимает ее к себе, прикасаясь губами к волосам и сжимая пальцами тонкую ткань ее пуловера, и шепчет то, что ей сейчас необходимо.
— Плачь, Грейнджер.
И с этими словами оно взрывается в ней.
Грудную клетку сдавливает, и Гермиона надрывно, глухо всхлипывает. Она сжимает веки с такой силой, что под ними взрываются искры, и на мгновение ей кажется, что она начинает задыхаться.
Гермиона не сразу понимает, что ее душат собственные рыдания. Она с болью вздыхает и с криком выдыхает в его грудь, сжимая пальцами ткань черного сюртука. А Северус обнимает ее, сжимает дрожащее тело в объятиях, уткнувшись носом в ее волосы, и дышит ею. Дышит большой жизнью, сосредоточенной в этом маленьком теле, которое было заковано в кандалы усопших эмоций.
Гермиона глушит рыдания на его груди, и с каждым последующим выдохом ей становится легче. Так сильно легче, что не передать словами. Слезы бегут по щекам и никак не могут остановиться. Кажется, что ее может заставить плакать все, что угодно.
Но это так прекрасно.
Испытывать грусть, чувствовать ее. Иметь возможность ее выплеснуть.
— Здесь десятки таких, как вы, мисс Грейнджер, — гладит он ее по мягким волосам. — Сломленных детей, которые не могут оправиться от войны. И это естественно. Естественно, что вы не можете контролировать ту боль, которая вас опустошила.
Северус на мгновение закрывает глаза, наслаждаясь теплом ее тела. Она впервые за долгое время такая теплая.
— Порой необходимо оказаться на волосок от смерти, чтобы снова начать любить жизнь.
Гермиона сильнее обнимает его, сжимая пальцами мантию. Этим жестом она просит прощения за то, что чуть не шагнула вниз. Северус понимает ее без слов.
— Не буквально, мисс Грейнджер, — почти нравоучительно произносит он, подражая строгому голосу. — Я не позволяю вам умирать, даже думать о таком не смейте.
Гермиона жмется носом к его груди и закрывает глаза. Она чувствует биение его сердца.
— Было бы проще, — почему-то произносит она.
Северус выпускает ее из объятий и берет ее лицо в свои ладони, вынуждая поднять взгляд. Ее заплаканные карие глаза — лучшее, что он видел здесь. В них столько жизни. Мерлин, сколько в этой девчонке жизни.
— Не было бы, мисс Грейнджер, — ее влажные ресницы так прекрасны, — и вы сами об этом знаете.
Гермиона чуть прикрывает глаза, утопая в ласке Северуса. Такой теплой, невесомой ласке. Она жмется к его ладони носом, едва касается губами большого пальца и снова поднимает взгляд.
— Как ты справился, Северус?
Она задает этот вопрос ему во второй раз. При иных обстоятельствах, иных взаимоотношениях. Гермиона находится в его руках, он находится в ее душе. Северус убирает прядь с ее лица и снова мягко берет ее лицо в ладони.
— Я не справлялся, — он говорит ей правду. — Я лишь начал жить с этим. Оно никуда не уйдет, но боль со временем станет тише. Будет порой выбираться наружу, но в этом ее суть. Вам ли теперь не знать, мисс Грейнджер.
Северус ведет подушечкой большого пальца по ее щеке, стирая холодную соленую дорожку от слез и склоняется чуть ниже. Гермиона слегка склоняет голову вправо и приоткрывает губы. Он чувствует ее дыхание на своих губах. Такое теплое, такое тихое. Ее влажные ресницы слегка отбрасывают на щеки тени.
Какая же она красивая, какая живая. Ей нельзя здесь оставаться.
Северус касается пальцами ее подбородка, вынуждая приподнять голову и посмотреть в глаза. И снова этот вопрос.
— Скажи мне, что ты видишь.
Гермиона смотрит ему в глаза, лихорадочно бегает от одного к другому, и видит в них не густую черноту и не пламя. Она видит в них любовь, видит в них свет, который глушили слишком долго, но он наконец выбирается наружу.
Гермиона видит его.
— Я вижу тебя, — говорит она правду.
Северус тянет ее к себе и, закрыв глаза, прикасается губами к ее лбу. Гермиона растворяется в моменте, прижимаясь к нему с потяжелевшими веками только сильнее. Он держит ее так отчаянно, потому что знает, что придется отпустить, а после едва слышно шепчет:
— Ответ неверный, мисс Грейнджер.
========== 5. ==========
Комментарий к 5.
Не забываем, что читаем с основным треком истории: **Ólafur Arnalds feat. Arnór Dan - So far**
— Ничего сложного, мисс Грейнджер, — произносит он, помогая ей вылить пузырек с экстрактом в котел, аккуратно придерживая ее руку, — просто запоминайте, как мы это делаем.
Гермиона оборачивается к нему, приподнимая голову и непроизвольно закрывает глаза, касаясь кончиком носа его подбородка. Его прикосновения заставляют ее трепетать, все ее тело, вся ее душа просыпается от каждого его прикосновения.
Северус несколько дней отрабатывает с ней этот рецепт. Он просит ее запоминать его, не подглядывая в учебник. Гермиона и без того в него не смотрит. Она не хочет видеть пустые страницы.
Гермионе кажется, что вся она сосредоточена в одном человеке, что она тонет в нем, утопает. Ей сложно представить теперь себя без него. Без его рук, теплых поцелуев в щеку, лоб или макушку. Без его запаха, его тепла, его голоса.
Ей хочется большего, и она неоднократно пыталась достичь желаемого: тянулась к нему, льнула к широкой груди, но Северус, определенно едва сдерживаясь, не позволял себе лишнего. И от этого жар в груди Гермионы разрастался только сильнее.
— Не отвлекайтесь, мисс Грейнджер, — позволяет он себе слабую улыбку.
— Назови меня по имени, — не выпускает она его руку из своей, мягко переплетая пальцы.
От этого простого движения внутри взмывает ввысь маленькая стая бабочек. Гермиона, все еще не открывая глаз, наслаждается моментом, заводит его руки себе за спину, смыкая на пояснице. Как приятно чувствовать. Как же это приятно.
Северус опускает голову, касаясь кончиком носа ее волос на макушке, и ведет руками выше, ощущая под пальцами приятный материал ее пуловера.
— Еще рано, — шепчет он ей в волосы. — Только после того, как вы без запинки повторите рецепт этого зелья. Это важно, мисс Грейнджер.
Гермиона нехотя отпускает его, когда он, прикоснувшись губами к ее волосам, отходит в сторону, присаживаясь за стол. Девушка стоит неподвижно, чуть ссутулившись, и смотрит на него. Ее губы трогает легкая улыбка. Осознание того, как она изголодалась по чувствам, обжигает ей губы.
— Я буду здесь до тех пор, пока вы не закончите зелье, мисс Грейнджер, — опустив ногу на ногу, заявляет он.
Гермиона позволяет себе широкую улыбку.
— Тогда вы здесь надолго, профессор.
— Я знаю, — он почему-то не улыбается в ответ, продолжая на нее смотреть.
Северус знает, что она права. А еще он знает, что ей здесь долго быть нельзя. Гермиона смотрит на него, и улыбка постепенно сползает с ее губ. Что-то сильно тревожит Северуса, и она это видит. Она и раньше замечала, но боялась спрашивать. Давно забытое чувство так не вовремя проснулось в ней.