Выбрать главу

- А девушка отвечает ему: "Очень!"

- Да...

- Вы больше не будете пытаться писать книги?

- Откуда мне знать... Все от Бога.

- Правильно. Наверное, вы и прежде знали это.

- Я никогда не торопилась. Ведь я десятилетиями ждала, когда во мне прозвучит команда, придет приказ. Когда отступать будет некуда. Ждала и жила. А уж потом, когда переполнилась словами до краев, не выдержала напряжения и...

- Вы говорите об этом с затаенной печалью.

- Да. Вы правы... В России женщине быть писателем и одновременно женщиной - невозможно.

- Почему, как вы думаете?

- О, тут очень много причин. Вы заскучаете, пока я все перечислю...

- Не волнуйтесь, Алина, не заскучаю. В этом саду не скучают. И наше время неограниченно.

- Что же, начну с банальных причин, потом перейду к сущностным. Из простейших первейшая - бытовая. Наша традиция все еще толкает женщину к очагу, хотя после изобретения газо- и электропроводов поддерживать можно только метафизический очаг. Любой мужчина до сих пор машинально, бессознательно, не нарочно, не из вредности, а просто так, из генетической памяти - ждет, что борщ ему сварит женщина. Хотя когда речь заходит о кулинарии как об искусстве, все охотно соглашаются, что лучшие повара на свете все-таки мужчины. Особенно охотно с этим тезисом соглашаются сами мужчины. Редкие исключения не в счет. А мне некогда варить.

- А в моей клинике - повариха. Хорошая жен?щина.

- Романов не пишет?

- Нет, конечно.

- Вот видите!

- Алинушка, вы говорите глупости. Особенно про борщ. Вы прекрасно готовите еду и с большой радостью продемонстрировали бы это кому-нибудь. Может быть, от банальностей сразу к сущностному, а?

- Пожалуй. Все мужчины, как верующие, так и неверующие, с удовольствием цитируют да убоится жена мужа... Как вы думаете, это надолго?

- Надолго. Примерно до Второго Пришествия.

- Ну вот. Что делать?

- А что хотите...

- Как это - что хочу? Да мало что я захочу!

- Алина, вы, кроме своих, еще чьи-нибудь книжки читали в этой жизни?

- Бывало.

- Знаете, что на русском камушке написано было? Ну на том, который перед витязем лежал на перекрестке? То бишь на распутье.

- Знаю. Туда пойдешь, сюда пойдешь. И так далее.

- Вот и выбирайте.

- Пыталась. Хочу к Богу, иду в Храм, начинаю плакать. И знаете - от чего? А у меня вся душа переворачивается, когда я слышу, как какая-нибудь бабушка гладит младенчика по головке. И умиляется, сердечная. И у нее - и у него - слезки! Я кричать хочу! Я ненавижу эту хлюпающую, сопливую стилистику!.. Да та же бабушка меня сколько раз из Храма выставляла со злобной рожей, ругая мой наряд или походку, или еще что-нибудь...

- А вы, сударыня, дура. И переворачивается у вас не душа, а голова. Да эти уменьшительно-ласкательные суффиксы, от которых вас трясет, в православных текстах эти малюсенькие суффиксы являются кодом, это охранная грамота чуда, их абсолютно нельзя адекватно перевести на иностранные языки, это же сигналы для своих! Это, если хотите, сакральные суффиксы. А в Храм лучше ходить в приличествующей одежде. И не нападайте на суффиксы. Не выйдет. Они, слава Богу, сильнее вас.

- Правда?.. - Мне раньше никогда не приходило в голову такое решение моих нравственно-стилистических проблем.

- Правда, Алина, - с облегчением вздохнул профессор.

- Так почему этот код не доходит до меня?

- Значит, вы из другого отряда...

- Вы имеете в виду - как в школьной биологии - тип, класс, отряд, семейство, род, вид?

- Нет, другое. Отдохните...

А потом он почему-то взял меня на руки, как ребенка, и покачал. И я - странно - поместилась у него на руках, как будто он большой, а я маленькая, и мне стало так уютно-уютно. Словно есть неразрешимые вопросы, профессор позволяет мне говорить о них, но вот, дескать, именно сейчас, в этом саду, поспи на моих руках, буйная головушка, а с отрядом твоим попозже разберемся.

И сад вокруг нас дышит. И сосны звенят, и ромашки поют.

Там же, во сне, я заснула у него на руках.

Это очень мягко, нежно, приятно - спать во сне. Морфей с двойным дном... Он баюкает меня, все наладилось, ненависть испарилась, мысли утихомирились, душа успокоилась. Звучит голос - родной-родной. Напевает, навевает. И вдруг говорит:

- А вы помните, Алинушка, что такое POS-материалы? Вы знаете рекламную лексику?

- Помню, знаю, - сквозь сон отвечаю я, ничуть не удивляясь повороту разговора.

- Хочу предложить вам новый ход рассуждений. Это я уже про вашу нестерпимую любовь к Степану Фомичу.

- Буду рада, - бормочу я, надеясь на целительную новизну.

- Прежде всего договоримся о терминах. POS-материалы, по-английски point of sales, есть средства офор?мления мест продаж, задача которых повысить продажи какого-либо конкретного товара или группы товаров в данной торговой точке, мотивирующие потребителя совершить покупку "здесь и сейчас". Вы согласны с формулировкой?

- Я работала в рекламе. Согласна. Это еще и сопутствующие изделия, свита основного товара. "Короля играет свита"...

- Вот и посмотрите на дело с такой стороны. Берем просто мужчину. Берем? - улыбается профессор.

- Ну, берем...

- Он просто человек, голый под любой одеждой. Он, возможно, добрый, хороший, даже прекрасный, но вы этого еще не знаете. Что он должен сделать, чтобы вы узнали, каков он?

- Он может сам сказать мне об этом, - предполагаю я.

- Правильно. А чтобы подкрепить свои слова, он для убедительности надевает хороший костюм, качественные часы, окружает себя элегантными предметами, делает вам шикарные подарки и так далее. Все это - для обычной женщины - его личные POS-материалы. Чтобы она здесь и сейчас была покорена. Реклама. Просто реклама.

- Хороший товар сам себя хвалит... - бормочу я, не желая такого поворота применительно к Степану Фомичу. - Он не соблазнял меня подарками. Более того - он был жадина. А костюмчик поначалу вообще был из рук вон. Это потом все такое стало!.. Отменное.

- Ну... потом! Потом-то и началось самое интересное. Обнаружив, что вы можете пригодиться ему не на одну ночь, а подольше, он, предположим, решил закрепить успех и блеснуть своим миром. Как внешним, так и внутренним... И блеснул. А потом устал. Ваш восторг, видимо, перестал быть достаточно искренним. Вы решили, что в принципе всего этого достойны. Он же так не думал изначально. Просто реклама. Ну как?

- Нормально. Пусть реклама. Но убивать меня не следовало.

- А может, от вас никак иначе нельзя было избавиться? Может, вы просто надоели ему. Приелось. Вот зачем вы, например, занимались его домашним хозяйством, а? Надо было празд?ники устраивать, а не рубашки стирать. Вы погубили его своей будничностью. Вы! Дама с наиредчайшей фантазией! Как же вы посмели так пасть в его глазах?

- Вы мой врач, а не его адвокат, - напоминаю я профес?сору.

- Вот я и не понимаю: вы то нападаете на него, романы пишете, а то вдруг лично защищаете.

- Я? Защищаю?! - Тут я проснулась, во сне, и посмотрела доктору в насмешливые глаза.

- Конечно. Вы же не хотите другого повелителя. Вы делаете Степану Фомичу такую рекламу, что он может теперь до гробовой доски спать спокойно. И даже после гробовой доски. А ведь он, как я понимаю, трус и пустышка. Хотя, конечно, интеллектуал, интеллектуал! Его интеллект - тоже его пиоэс. И многие еще попадутся, вы не одна такая будете.

- Ах, профессор, какое мне дело до многих... В конце концов, моими пиоэсами были мои умения, например, стирать, мыть посуду... Всего-навсего. Вы правы, к сожалению. Меня убить мало было...

- Точно. И еще. А любить? Вы умели любить его без его пиоэсов? Или вы были ослеплены, услаждены, покорены - и расслабились, сели на шею и поехали?

- Да, пожалуй. Села и поехала. Отстаньте, доктор. Если я когда-нибудь полюблю другого мужчину, я постараюсь не писать о нем романов. Уговорили вы меня.

- А этот - все-таки будете дописывать?

- Буду.

- Постараюсь все-таки не допустить этого безобразия, - пообещал профессор.

- Мужская солидарность? - спросила я.