Отсмеявшись и смахнув выступившие слезы, она сказала:
— Я и понятия не имела, что Оскар настолько чувствителен: такого с ним никогда не случалось, — к тому же ужасный ворчун.
— Да кому же понравится, чтобы его увидели в минуту слабости? Вообще мужчины терпеть не могут, когда над ними суетятся женщины, — проговорил грум, жестом предлагая ей выйти из денника первой.
Оказавшись по другую сторону перегородки, Дженис заметила:
— Но женщины умеют действовать корректно, так, чтобы все чувствовали себя непринужденно.
— Вы в этом уверены? — Каллахан затворил за собой дверь.
— Да, — надменно заявила Дженис, вовсе не желая говорить таким тоном, но он ее к этому вынудил.
— Тогда почему я не чувствую себя непринужденно рядом с вами, леди Дженис? — Он смотрел на нее в упор — казалось, очень заинтересовавшись локоном, спускавшимся по ее щеке.
Дженис подумала, что, наверное, покраснела как свекла, потому что щеки буквально горели.
— Отчего бы это? — чопорно произнесла она в ответ, как случалось всегда, когда она не могла разобраться в ситуации. — Я вроде бы покладистая.
— Покладистая? — Он коротко рассмеялся. — Какое любопытное слово!
Опершись локтем о край денника, подперев кулаком подбородок, Каллахан посмотрел на нее так, словно мог бы любоваться ею часами. Дженис, не испытывавшая прежде столь пристального внимания со стороны мужчины, пришла в полное замешательство.
— Да, покладистая. Моя сестра Марша — непревзойденная красавица, Синтия — само очарование, ну а мой удел хорошо ладить со всеми, и я ничуть не возражаю.
— Не могу поверить! — Он рассмеялся. — Вы далеко не бесхарактерны, как мне хорошо известно, можете и самообладание утратить.
Дженис гордо вздернула подбородок:
— Я веду себя подобным образом только тогда, когда меня к этому вынуждают! Если меня пытаются загнать в угол, приходится обороняться. И пока вы первый мужчина, который вывел меня из равновесия.
— О‑о, в таком случае вам следует чаще давать волю своим эмоциям. — В его голосе явно слышалась усмешка.
Сердце Дженис забилось чаще, и она запальчиво произнесла:
— Вы ведете себя нелепо.
— Я так не думаю.
— Прошу вас, сменим тему! — едва ли не пискнула девушка.
Ей следовало просто повернуться и уйти, но…
Она не могла.
Она дорожила каждой секундой, которую проводила в его обществе.
Это было ужасно глупо, но она ничего не могла с собой поделать.
Казалось, он понимал ее лучше, чем она — себя. Выпрямившись и скрестив на груди мускулистые руки, Каллахан спросил:
— Что вы думаете о герцоге?
Дженис несколько раз моргнула, так ошеломленная его мужественным видом: едва ли кому‑то из ее братьев, Грегори, Питеру или Роберту, не говоря об отце, удалось бы свалить его с ног, — что едва не пропустила мимо ушей вопрос.
— Его светлость в высшей степени учтив и обходителен, хотя и несколько придирчив, а также не во всем придерживается общепринятых норм.
Господи, да какое ей дело до его светлости, если перед ней стоит мужчина с такими невозможными сапфирово‑синими глазами! Как она ревновала его к тем женщинам, которых он целовал! И молилась, чтобы он не догадался, о чем она думает.
— Я знаю, о чем вы думаете, — вдруг услышала она будто издалека.
Сердце гулко забилось и подскочило к самому горлу, и Дженис поспешила возразить:
— Вы не можете этого знать!
— Нет, знаю. — Он усмехнулся. — Вы хотите знать… как могло случиться, что этот мужчина, всего лишь грум, который живет в конюшнях, имеет такой успех у женщин?
От стыда и унижения Дженис бросило в жар.
— Вы… вы ошибаетесь.
— В самом деле? — небрежно произнес Каллахан, словно не имел ничего против ее любопытства. — Но мы говорили о герцоге… Чем он заслужил ваше неодобрение?
Дженис не могла понять, почему мистер Каллахан занимает эту заслуживающую уважения, но все же низкую должность. С его проницательностью и живым умом, умением держаться с такой уверенностью он вполне мог бы выучиться на сельского доктора или по меньшей мере стать фермером‑арендатором и управлять собственными землями.
Ей с трудом удалось вернуть разбегающиеся, подобно шаловливым неуправляемым детям, мысли к обсуждаемому вопросу.
— Его светлость предложил мне совершить экскурсию по дому с ним вдвоем, без всякого сопровождения.
Каллахан лишь небрежно пожал плечами:
— Меня это не удивляет. Я вас предупреждал: будьте с ним осторожны.