- Тоже мне - Анни Лейбовиц нашелся! Твои фотографии заставили Эхуда Барака серьезно задуматься о пластических операциях.
- Неча на зеркало пенять… - лениво пробормотал Данька. Возражать было нечего: премьер действительно остался собой на его снимках недоволен, но, с другой стороны, он и впрямь был неказист. И последовавшие операции этого не исправили.
- Но может, ты мог бы с чего-нибудь начать? А то так можно и с голода сдохнуть с несъедобными премиями да публикациями.
- Мурка, не боись! - уверенно отвечал Данька, вытряхивая из банки остатки турецкого салатика, - Мы не живем в джунглях, мы живем в зоопарке. Ничего ни с кем плохого не случится!
- То-то ты так капризно ищешь!
- Между прочим, не то, чтобы я должен перед тобой отчитываться, но я звонил в двести мест!
- Вот мне и кажется, что это проблема не отсутствия рабочих мест, а твоего характера!
Тут Анна положила конец братской перепалке:
- В следующую пятницу все едем на демонстрацию!
- Что на этот раз?
- Положим конец пораженческим переговорам, - твердо заявила мать.
- А что? Может, меня газета пошлет. Там, небось, будет полно русских, а это мой контингент. И почему это все русские такие правые?
- Ну, это очевидно, - отмахнулась Анна, и тут же начала импровизировать: - После мужественных боев пионеры-сионисты по ходу строительства национального хозяйства оприходовали все, что осталось от арабов - кибуцы получили сельскохозяйственные земли, подрядчики - строительные… Все богатство пошло на пользу и национальным организациям, и всем представителям молодой нации. А те, кто приехали в страну позже - североафриканская, русская алия, - пришли к шапочному разбору и ни хрена не получили. - Анна закурила и энергично развела дым рукой. - Им пришлось воспользоваться тем, что не соблазняло сытых ашкеназов - территориями. И теперь, когда эти территории намереваются вернуть, именно русские и восточные евреи не согласны узаконить раздел первых за счет возврата того, что взяли себе последние. Русские и марокканцы говорят: «Хотите замиряться, пожалуйста - отдавайте Рамат-Авив, Катамоны, Бaкку… Мы, проживающие в Кирьят-Арбе и Гиват-Зеэве, не согласны оказаться теми, за чей единственно счет произойдет примирение».
- Но ведь всегда первые сталкиваются с большими трудностями, и получают лучший кусок. Зато последующие приходят на готовенькое. Пальмахников ведь не привозили сюда на «коврах-самолетах».
- На выходцев из арабских стран катят бочку, что они послужили только плохой заменой погибшему в Катастрофе восточно-европейскому еврейству, и что не ради них Теодор Герцль эту страну задумывал, - продолжала Анна. - А между тем они являются единственным возражением тем, кто утверждает, что евреи здесь, на Ближнем Востоке, чужаки и инородное тело. Вряд ли выходцы из Ирака, Ирана, Курдистана и Марокко представляют собой европейско-американскую колонизацию!
- Ничего, все эти обоюдные претензии и обвинения вот-вот будут разрешены в победном ходе мирного процесса, - убежденно сказала Мура.
Анна покачала головой:
- Какая у меня красивая и глупая дочь! Это ты своей газеты начиталась.
- Нет? А что же будет, по-твоему? - спросила дочь журналистка.
- Будет плохо, - признала Анна.
- Зачем же тогда вы сюда приехали?
- Кто же тогда мог знать? Тогда никаких мирных инициатив не предвиделось, - вздохнула Анна. - Но я нисколько не жалею о своем выборе. Не могу представить свою жизнь вдали от этой страны, от всех моих друзей…
- А я считаю, что человек имеет право жить, где хочет, - сказала Мура, вспомнив Сергея.
- Вот оно, - опять съязвил ехидный брат, - тщательно взвешенное, выстраданное и оригинальное мнение личности в поисках смысла существования…
Анна выступила с примиряющим, хоть и ничего не решающим выводом:
- Почему-то евреи часто хотят жить там, где их категорически не хотят.
- Так что, мы теперь обречены на вечную борьбу за существование?
- Это осмысленная, оправданная и неизбежная борьба.
- В которой мы обретем свое счастье, - пробормотал Даниэль.
- Мать, не может же быть смысл существования только в выживании государства! - перебила его Мура. - Разве не долг человеческой личности полностью реализоваться?
- Или хотя бы освободить себя от рабства труда, - задумчиво сказал Даня, дожевывая банан.
- Это ты уже воплотил. А как насчет того, чтобы просто прожить свою единственную жизнь как можно приятнее?
- Или так вот попросту, по-толстовски, сделать как можно больше добра для ближнего? - и Данька бросил сосиску Джину.
Тут появился Михаил Александрович, с утра пребывавший в Академии, где, в качестве председателя редакционного совета, принимал участие в издательстве энциклопедии.
Все перешли в сад, пить чай с любимыми печеньями Анны. Печенья были любимыми, потому что, по ее словам, «их никто, кроме меня, не ест. Брезгуют. Это хорошо - у меня всегда есть с чем попить чайку».
Михаил Александрович от печений благоразумно отказался.
- Когда Рабиновича спросили, почему он не позволяет жене ужинать, - принялся папа радостно, в который раз, рассказывать любимый анекдот терпеливой аудитории, - то он объяснил, что доктор велел ему ложиться спать на пустой желудок… - Михаилу Александровичу не пришлось в советском детстве изучать Талмуд, но национальная страсть к притчам и аналогиям жила в нем, отчего вся жизнь упорно ассоциировалась со старыми анекдотами. К тому же, он не хотел обижать супругу, признаваясь, что воздержание от ее стряпни дается легко даже без медицинских показаний. - Кстати, Мурочка, - ласково заметил папа, - тот диван, который тебе разонравился: не продавай его никому, я сам его у тебя куплю.
- Это что, - вмешался Даня, - тот самый диван, который ты взяла отсюда, когда они тебе квартиру купили?
- А что? - осторожно спросила Мура, намазывая на хлеб масло.
- А ничего. Я только хотел понять: значит, ты сначала взяла у отца диван, а теперь его ему обратно продаешь?
- Ну, это случайное стечение обстоятельств. - Мурка смутилась, и начала упорно разыскивать вилку в ящиках буфета. - Мама отдала мне его. В вечное ленное владение. А потом я захотела другой диван, и покупку того, другого - вожделенного, необходимо частично финансировать продажей этого, просто ленного.
- Мурка, я начинаю тебя уважать. Мам, вы не хотите и у меня купить что-нибудь из ваших вещей?
- Для того, чтобы было что родителям продать, надо сначала у них чего-нибудь взять, - резонно заметил Михаил Александрович. - Вот закончишь университет, купим тебе машину.