Ён ступает в жижу, и к горлу подступает тошнота.
— На улицу! — приказывает начальник Пон. — На улицу иди!
Хотя у Ёна и есть пакеты, рисковать не стоит. Он вываливается из комнаты, но до выхода явно не успевает.
— Вот сюда, — Со Ва ведёт его к приоткрытой двери в конце грязного коридора. — Мусорный переулок. Вонь несусветная, но вам-то не красоты смотреть. Там можно и без этого. — Он встаёт на порог, преграждая путь, и вырывает эко-пакет из рук Ёна. — Не дешëвые они нынче, сами знаете. Когда-нибудь мой клуб станет влиятельным, а я богатым. Тогда я обязательно войду в клан Варов! Представьте только, — он улыбается Ёну, а тот не может его даже поторопить — открой он рот, содержимое желудка тотчас окажется на полу. — Представьте! Со Вар! И тогда мне не нужно будет экономить на всякой ерунде! — машет он пакетами. — А вы не стесняйтесь! Не стесняйтесь! — и отходит в сторону с улыбкой. Издевается что ли? — Блюйте, сколько хотите! Здесь камер нет.
Железная дверь издаёт душераздирающий скрип за спиной, но щелчка следом не звучит. Значит, до конца еë не закрыли. Оказавшись отделённым парой-тройкой стен от каши из людских тел, Ён на миг чувствует себя лучше. Затем в нос словно кулаком бьёт помойная вонь: глаза начинают слезиться и в носу зудит до боли.
Ёна выворачивает.
Дыхание перехватывает, будто лëгкие наполняются водой. Глаза застилает пелена.
— Оракул 345 очнулся раньше срока, — приглушенно раздаëтся у правого уха. — Синхронизация идëт в обратную сторону…
— Заливай новый раствор! — гремит у левого.
Ён мотает головой. Он старается дышать, вытирая рот рукавом защитного костюма, когда его спины касается лëгкий ветер. Он мог бы и не заметить его вовсе, но будучи сейчас в измождённом состоянии, тело реагирует на малейшие изменения вокруг. Инстинкт самосохранения срабатывает даже в век, когда ничего не должно угрожать. Уловить движение, тишайшее дуновение или дыхание в момент своей уязвимости — явление одновременно удивительное и пугающее.
Он резко выпрямляется и оглядывается. Только высокие стены и помойка. На повороте в соседний переулок виднеется ускользающая тень. Ён сперва не верит — померещилось, небось! — но на автомате следует за ней. Затем до ушей долетают тихие шаги. Кто-то удирает от него кошачьей поступью.
Ён бросается в погоню.
— Не стоит этого делать, — предостерегает Борд. — По крайней мере, в одиночку.
Ён не слушает. Если он увидит убегающего и если им окажется тот самый Майстер Диль, Ён сможет помочь в его поимке. Облагородит своë существование, приняв значительную роль в нашумевшем деле. Докажет, что тоже на что-то годится. Вот она — возможность, да ещё в гремучей смеси с пониманием того, что терять нечего.
Он едва успевает затормозить перед тупиком. Упустил. Кто бы ни пробежал мимо него, он во сто крат быстрее и ловчее. Ёну повезло, что он вообще заметил его присутствие.
Размышляя над тем, как доложить о призрачном бегуне и поверят ли ему, Ён забывает, что идёт по кровавой мешанине. От раздумий его пробуждает иная картина. В маленькой комнате, похожей на караоке-кабинку, у телевизора стоят все, кто находится на месте преступления.
Ён смотрит на экран и чуть не начинает ругаться. Утренняя молитва Великого Гао! Чтоб ему пусто было!
Однако что-то не так. Люди обычно восхищенно вздыхают, согласно кивают, шепча имя мессии. Сейчас зрители стоят как вкопанные и коллективно бледнеют.
Ён подходит ближе. Гао как всегда вещает о любви и понимании.
— Чего застыли? — спрашивает он в гробовом молчании.
— Я не была уверена, поэтому проверила по соцсетям… — ни с того ни с сего начинает оправдываться Лия. — Но там пишут то же самое… Почти вся сеть полегла. Люди в недоумении… Это… Это…
Ён снова смотрит на экран. Что такого они увидели, что повергло их в ужас?
— Это запись, — отвечает Диан. — Впервые за всё время молитв, это не прямая трансляция с Великим Гао. Нам поставили повтор…
Глава 2. Похороны
Стены прилифтовой зоны Ён помнит до мельчайших неровностей. Дом, в котором он провёл детство, отличается от того, где он живёт сейчас. Его фасад не похож на унылую коробку с окнами-вырезами. Творение архитектурной мысли, в районе таких же шедевров, где на одном этаже располагаются две квартиры и нет узких, режущих комнаты на ряды коридоров.
Когда Ён приезжает на ужин, то на теле словно появляется рана. Его разрывает пополам, и он иногда проверяет, действительно ли цел. Эта очевидная граница между миром родителей и миром, в котором он существует теперь, проходит прямиком по нему. Стоя перед дверью, он машинально опирается на правую ногу. Кажется, под ней твёрдая земля. Левая же, наоборот, будто над обрывом. Если ступить на неё сильнее, то потеряешь равновесие и упадёшь.