Ён умудряется приоткрыть глаза. Расплывчатые силуэты медленно приобретают очертания. Комната небольшая, но светлая. Потёртый стол припадает на одну ножку, кренится на бок, однако удерживает на себе кипы исписанных вручную листов, грязную чашку и огромную стеклянную пепельницу, переполненную окурками. В углу, под окном, стоит шкаф со стеклянными дверками, полки которого прогибаются под склянками. Рядом с кушеткой, где лежит Ён, делят своё место тумбочка с набором хирургических инструментов и экран рентгена. Вещи уже повидали виды, однако аккуратно расставлены без намёка на единую пылинку.
Ён едва поворачивает голову и замечает, что врач стоит у подножья кушетки. Он пристально смотрит, пряча лицо за медицинской маской. Ждёт, что их «гость» предпримет? Действительно, с тех пор, как Ён открыл глаза, никто в комнате не произнёс ни звука.
В принципе, Ён согласился бы и на то, чтобы никого рядом с ним не оказалось. По крайней мере, пока он не начнёт нормально двигаться и говорить. Вероятно, если повернуть голову ещё, тогда перед испытующим взором предстанет и сам Майстер Диль. Но Ён не торопится. «Убивает всех, кто его видел», — прокручивает он в мыслях слова Борд, пока наблюдает за тем, как врач снимает перчатки и бросает их в урну. Надо же, если они действительно находятся в серых стенах, то люди и помещения здесь выглядят куда более продвинуто, чем рисовал у себя в воображении Ён.
Майстер Диль с ловкостью тени проскальзывает к врачу, и Ён закрывает глаза. В горле резко пересыхает, и он еле сдерживается, чтобы не выдать свою встревоженность кашлем.
— Очнулся или нет? — напрягается Диль.
— Для тебя, видимо, нет, — откровенно смеётся над ним врач.
— Это как? — Диля его забавы не веселят. Даже наоборот, голос становится тяжелее. — Закрыл глаза, и я вроде как пропал? — Какое-то время он молчит. Вероятно, получает бессловесный ответ от своего товарища, поскольку затем говорит: — Правда? Что за адский сад? — Он, наверно, имеет в виду «детский», и Ён даже с ним согласен. — Всё равно что прятаться от чудовищ под одеялом, — добавляет тот. — Чего старается, всё равно долго не пропьянит!
Врач не заостряет внимания — привык, однако Ён порывается на каждом неправильном слове поправить неуча. Надо же, над ним издеваются невежи, вроде этих. Одно дело, когда его окружают светлые люди, во много раз превосходящие его. Он как второй ребёнок ничего не может возразить тем, кто по рождению является первенцем. Но когда тебя жучат те, кто ничего из себя не представляет — самые низы в иерархии современного общества, — разве может это не раздражать? Разве нужно с этим мириться? У них нет никакого права говорить что-то Ёну. В отличие от них, он не по воле общественности попал в стены Серого дома. Пока что не по её воле. И вместо того, чтобы разлёживаться здесь, ему бы впору искать настоящего виновного, чтобы очистить своё имя и вернуться к нормальной жизни.
— Что за дурачок! — Диль сердито цокает языком. — Я? Почему я должен выйти? — Врач шепчет что-то, что Ён разобрать не в силах. — В мамок играть будем? Сейчас тряхну его разочек — и делов!
— Нет-нет! — тараторит врач, останавливая его от необдуманных действий. Что скрывать, Ён чувствует над собой пару безжалостных рук, и сердце выделывает нешуточный кульбит. Вся жизнь проносится перед глазами. Ён понятия не имеет, что этим двоим от него нужно, потому и унять тревогу у него не получается. — Ты забыл? Дед сказал, что нельзя ранить! Он пока что нам нужен! — Постойте-ка, дед? Значит, над этими двумя стоит кто-то ещё. Кто-то, кто решает, что им делать, и раздаёт приказы. Кто-то поумнее этих двоих. Спасибо, неизвестный дед! Благодаря тебе, у Ёна, оказывается, есть возможность подумать, как выжить? — Ты же знаешь, какие хрупкие эти городские! А ты с людьми совершенно обращаться не умеешь! Они у тебя постоянно дохнут.
— Ха-ха, — с напускным равнодушием бормочет Диль. — Всё равно он — покорник!
Ён больше не может сдерживать своих честных порывов поправить этого гадёныша и прикусывает губу как единственный вариант, спасающий его от прямого общения со всея убийцей последнего десятилетия. Разве мог он когда-либо подумать, что бывает раздражение, способное затмить даже доводящий до изнеможения страх?
— Он ушёл, — сообщает врач. — Вы в городе действительно считаете его проклятьем, приносящим скорую смерть?