Если он попадёт в город, она ведь снова заработает? У Диля наверняка найдётся глушилка, но если от неё избавиться, то…
То что? Ён ворочался с одного бока на другой, не в силах перестать думать. Его схватят, осудят по-быстрому, как собирались сделать это с кем-то другим до донесения Че Баля — этой продажной мразоты (Ён никогда не поверит, что он сдал его исключительно из лучших побуждений) — и отправят обратно, в или за серые стены, из которых он выбрался. Ещё и флешку заберут, они методы знают, сомневаться не стоит. Тогда Ён окажется один на один со здешними трущобами. А может и не дойдёт даже до них, если припомнить слова старика об отборе, который ждёт всех новоприбывших прямо в холле серой махины…
Как провалился в сон, он не помнит, только как протяжным эхом слышались вскрики за тонкими стенами и шуршания на улице.
И вот теперь Ён лежит в темноте и обливается холодным потом. Если бы ему сказали, что можно отмотать жизнь к тому моменту, когда он отправился за булками к ресторану Оли-Вара, нужно только помолиться, он бы помолился — чего уж там — даже Гао бы помолился, от него не убудет. Да только никто не говорит!
Ён видит через тонкую щель между стеной и полом, как в чулан начинает пробиваться утренний свет. Он вскакивает. Недосып и недоедание дают о себе знать именно сейчас, когда Ёну важно оставаться в строю. Он, качаясь, идёт к двери, нащупывает ручку и хочет выйти, но не слышит обычного скрипа петель.
Закрыт. Однако он не помнит, чтобы слышал щелчок замка. Значит всё-таки проваливается в сон, но не замечает этого из-за бессменной темноты. Кто-то пришёл?
Ён прислоняется ухом к ржавому железу и прислушивается. Глухие голоса раздаются где-то у входа в лечебницу. Говорящие ругаются, но тихо. Первый, Врач — не повышает тонов. Второй, он же гость — хрипит то ли от бессилия, то ли манера речи у него такая, Ён пока не разобрал.
— Ты что же уговор нарушаешь? — бормочет незнакомец.
— Не я был тем, кто его нарушил, — отвечает Врач.
— Это как же? — сипит тот. Голос звучит громче — гость проходит в кабинет, и Ёну ничего не остаётся, кроме как затаить дыхание. — Мы как договаривались? Ты нас лечишь, мы вас не трогаем.
— И воду нам даёте, — соглашается Врач. — Даже рану залатать нынче недёшево стоит. Сам должен понимать. А вы что же? — Некоторое время висит неловкая тишина. — Кто недавно Дилю череп проломил, когда он у колодца был?
— Не признали, — снова бормочет тот. От его неумения врать даже у Ёна зубы сводит, а он к этому делу человек давно притерпевшийся.
— Ну так и я в тебе того, с кем договаривался, никак признать не могу.
— Ишь как возгордился! — гость сплёвывает, не обращая внимания на то, что находится в лечебнице, месте, где чистота одно из важнейших условий. Судя по шагам, он хромает к столу. — Кем это себя возомнил! Вот погоди! Наскучите вашему хозяину, Деду этому, вмиг с вами покватаемся! Сколько из себя мните, настолько вас и опустим! Даже и не помышляйте помирать раньше! Тебя я точно верну, откуда вылез! — со смаком хрипит он. — Будешь со своими сородичами из одного корыта хлебать! И никто больше тебя не прошляпит! Не сбежишь! А как время подойдёт, все твои внутренности оставшиеся выскребем под чистую. — Ёна передёргивает оттого, с каким удовольствием он проговаривает каждое слово. — Что язык проглотил? Прошлое своё вспоминаешь? Ха-ха! То цветочки были, поверь мне! Когда в низах живёшь, это ещё не кошмар. А когда выбился повыше, жизнь получше повидал, а потом снова на дне оказался — это куда страшнее. А? Али я не прав? — Гость болезненно хохочет, затем его накрывает кашель. — До чего жадный, — говорит он. Его жалоба сопровождается тяжёлым звоном. Гость хватает пепельницу бесшумно, а вот ставит обратно небрежно, оттого сперва кажется, что резкий звук идёт из ниоткуда. Однако следующая фраза помогает восстановить события. — Последнее портишь? Чтоб никому не досталось? Тебе для чего на свет позволили появиться, самовлюблённая ты скотина? — затем изо всех силёнок кричит, правда, получается у него не очень: — Лечи, ублюдочный! Не то главарю нашему доложу на тебя!
— Ты сначала живым до него доберись, — спокойно отвечает Врач. — А сейчас вали-ка отсюда, пока моё терпение не лопнуло. Заляпал мне тут всё слюнями и кровью. Тьфу!
— Вот ведь… — гость медленно шаркает в сторону выхода. — Попляшешь ещё у меня… Так просто сдохнуть не дам…
Его проклятья долго не растворяются и жужжат по лечебнице, словно мухи. Затем, когда гость наконец отходит настолько, что становится понятно — он не вернётся, Врач начинает оттирать оставленную им грязь. Ён по обыкновению считал, что любое место, где проводят операции должно быть чистым, но Врач сейчас трёт пол с усердием и на миг ужасает своей одержимостью, уж не сошёл ли он с ума?