— В кредит, — бормочет Ён.
Какие-то заоблачные пиршества его не интересуют.
Оли-Варовские повара справляются быстро. Ён наблюдает за тем, как к перевозчику туда-сюда бегают официанты. И минуты через две после того, как тот отъезжает, Ён получает булки в небольшом герметичном пакете, на который аккуратно наклеена бирка: «Безопасен для окружающей среды. Разлагается в течение 6 месяцев».
— Поздновато как-то модным стало, — говорит сам себе Ён.
— Что? — переспрашивает Борд, но он не повторяет.
Ёну прекрасно известны последствия запоздалых сожалений человечества. И в отличие от Борд он не просто знает, но может, хоть и без особого желания, осмыслить. Сперва был период Цветения, как говорится о нём в учебнике по истории мира. Тогда был так называемый бум рождения красивых людей. Затем из-за химических веществ в еде, воде, воздухе начались мутации, период Увядания. В основном внешние, но некоторые подпорчивали и здоровье, как случилось с Ёном. Помимо вздёрнутого носа, похожего на свиной пятак, и глаз, меньше положенного стандарта, он получил свою полноту на генном уровне. Единственным путём сбросить вес до эстетически верных стандартов для него был мухлёж с ДНК. Вмешательство с вероятностью восемьдесят на двадцать — не в его пользу — сулило такими последствиями, как слабоумие, преждевременное старение или более серьёзными мутациями, чем пара-тройка лишних килограмм.
— Сказки эта ваша статистика, — заверяла с завидной самоотверженностью госпожа Ширанья. — Мне сделали, живая-здоровая. Так что нечего отговорки придумывать.
Люди, повидавшие красоту и упустившие еë, смириться с потерей не смогли. Есть такая поговорка, снявши голову по волосам не плачут. Так вот, именно этим сейчас все вокруг Ёна и занимаются. Что неприятнее, помимо прежнего облика они, кажется, потеряли что-то ещё. Ëн не может объяснить, что именно. Но он читает прежние книги, изучает прежние произведения искусства, смотрит прежние фильмы — и видит в них что-то иное. То, чего сейчас не находит.
Небольшое опоздание вынуждает Ёна наблюдать за процессией на перекрестке Поварки и Черничного переулка. Сперва идут нянечки с детьми всех возрастов, от новорожденных до подростков. От кого-то из их подопечных избавились, оставив в ящиках для отказников, кто-то осиротел и не получил опеки. Следом бредут старики, медленно, неторопливо. Те, чьи сбережения на старость закончились и за кого не хотели брать ответственность родственники.
Ён не собирается доживать до стольких лет, до скольких дотянули они. Горбатиться, чтобы тебя отправили по итогу одной серой массой с другими в дом для престарелых, — нет, в его планы такое не входит.
— С каких пор у тебя появилась эта вредная привычка? — спрашивает Борд.
Ён теряется от внезапного вопроса и убирает пальцы от губ.
— Я грыз ногти? — догадывается он.
— Да, — Борд тихонько трещит. Наверняка перепроверяет данные о его повседневных привычках. — Ранее такого не замечалось.
— Подумаешь….
— Нужно определить, чем вызваны твои изменения.
Третьими семенят люди, потерявшие всё, имевшие неоплачиваемые долги — те, кто получил статус разорившихся и ставших попросту изгоями.
Четвëртыми, под охраной, вышагивают преступники. Ни одного из них Ён не поймал.
Колонны идут каждая в своей манере, но чуть ли не нога в ногу, словно маршируют. Миновав Черничный переулок, они разбредутся: кому — в детский приют, кому — в стариковский, кому — в работный барак. Кто-то отправится в исправительное учреждение. На самом деле все они находятся в одном, длинном и высоком, доме без окон. По крайней мере, таким он выглядит со стороны улицы. И имеет он только вход. Ни единая живая душа не видела работников серой махины. Бывают смельчаки, которые пытаются заглянуть в открывшуюся дверь — Ён может назвать себя одним из них, — но изнутри на них наваливается мрак, душный и беспросветный. Зато любой скажет, что за ним, этим угрюмым домом, ничего нет. Город заканчивается на нём.
Отец сказал Ёну, когда тот впервые поругался с одноклассниками:
— Ты отмечен в системе как «нежелательный», так что тебе нужно научиться тому, как избегать ситуации, способных привести к тому дому. Помнишь? Мимо которого мы проезжали? Поэтому, пожалуйста, никогда никого не зли, не перекликайся и терпи. Просто молча уходи. Всегда, когда понимаешь, что можешь причинить кому-то неудобство. Жалобы мы потянем, но драки, пусть и спровоцированные другой стороной — нет. Это иной уровень вреда — мера наказания для тебя будет необратимой.