— Почему бы просто не сообщить ему, что я у вас?
— Дед хочет вымотать Вера Изу.
— Вымотать? — Ён следит за тем, как Диль поддевает под футболку широкий пояс с отделениями под верёвку, крючки, липучки и прочую мелочь «на всякий случай». — Мы же только до Со Вы собираемся? — уточняет он.
— Ага.
— Тогда зачем…? — До Ёна доходит. — Я не собираюсь больше падать с высоток.
— Ага.
— Что за ерундистика? Мне не пять лет…
— Ага. — Диль зачем-то поправляет мятую футболку.
Из-за того, что размера она большего, чем необходимо Дилю, сейчас кажется, что под ней ничего нет. Раньше Ён наивно предполагал, что у него просто нет подходящей одежды, и носит он то, что попадётся. Теперь ему становится неловко. Даже в плане простого выхода в город Диль действует продуманнее, чем Ён живёт всю свою жизнь. И кто же из них действительно глупый?
— Зачем выматывать? — бубнит Ён, возвращаясь к разговору.
— Чтоб помучался.
Ответ простой, но Ёна настораживает.
Получается, что обе стороны этой игры в кошки-мышки уверены, что воля Гао не несёт в себе ничего хорошего.
— Раз Дед не жалуется на то, что ему недолго осталось, и действовать нужно побыстрее?
— Быстро не значит как придётся, — замечает Врач. — Иногда важно не то, что твой враг умер, а то, как.
Ёну больше по душе сценарий, где злодей получает по заслугам, а его жертвы обретают покой и живут прекрасную жизнь. В отличие от Деда, его целью является счастливый конец не только для себя любимого.
— Мы ненадолго, — предупреждает Врача Диль. — Сильно с местными не ругайся, пока меня нет.
Недавний незваный гость наводит-таки шороху. Ён пока не выяснил, кто это, но парень отнюдь не простой, раз даже Диль просит лишний раз не нарываться.
Врач коротко кивает. То ли говорит, что понял, и на рожон лезть не будет, то ли прощается, то ли вообще не слышит, о чём там Диль, знай себе, талдычит, а кивает на автомате — поди разбери!
Диль не любит темноту, но из-за того, что теперь вместе с ним в город выбирается ещё один человек, он вынужден идти через сквозной холл Серого дома.
Ён уже догадался, что брелок, прикреплённый к поясу штанов, помогает ему перемещаться на большие расстояния. Диль готов откупиться любой частью тела, лишь бы лишний раз не терпеть темноту. Однако он не смеет подвергать такой же опасности кого-то другого. Сам об этом не говорит, но сквозь его потоки речи проскальзывает и полное отсутствие страха за свою жизнь, и осознание ответственности за чужую. Второе ему, вероятно, навязывает Дед, за что Ён благодарен. Он с радостью бы больше не повторял тех скачков в пространстве.
— Жаль Яблоневые сады, — нарушает тишину Ён. Они идут по коридору Серого дома, и тянется их переход целую вечность.
— Почему? — Диль хочет выбраться из тёмного помещения поскорее и вечно убегает вперёд, но с радостью подхватывает отвлекающий разговор даже издалека.
— Кислотный дождь наверняка подпортил деревья и землю…
Диль смеётся. Его припадки веселья без видимой на то причины порядком раздражают, но настолько часты, что Ён потихоньку к ним привыкает.
— Ничего с ними не будет, — успокаивается Диль. — Как стояли, так и будут стоять.
Ему, конечно, виднее, ведь за стеной он маринуется на порядок дольше.
— И почему же? — так и не дожидается продолжения Ён.
— Над антресорией садов есть складная ширма, — с гордостью говорит Диль. В чём его заслуга, что он пыжится, объясняя благоустройства застенья, он снова умалчивает. — Огромная! Всё закрывает: и дома, и землю.
— И госпоже Ни Дай по карману такие изыски?
— Госпоже… — От смеха Диль начинает гоготать. — Госпоже! Посмешил тоже! Ей всё равно, не она платит. У неё много варовских отписков.
— Вары тоже замешаны в этом? — У Ёна были подозрения, но никаких веских причин, объясняющих их участие в выращивании людей на органы, он не находит. — Зачем? У них столько информации, что они могут позволить себе всё, в том числе операции вне очереди.
— Пока вы заботитесь о внешности, ваши внутренности гниют, — напоминает Диль, причём себя он почему-то к этой проблеме не относит. — Никто не хочет оказаться в ситуации, когда пересадка нужна срочно, а подходящего донора нет.
— Среди миллиардов людей? — уточняет Ён. Мышление Диля ограничивается плохими воспоминаниями о городе и замкнутом пространстве за его пределами. Он умеет думать глубоко, но — из-за отсутствия знания — не широко.