Решили обойти село Колена и установить связь с моим родным селом. Но не прошли и двух километров, как снова нарвались на засаду. У нас не оставалось другого выхода — пришлось возвращаться в отряд.
Я навеки запомню ту ночь — тихую и светлую. Фракийское небо, усыпанное яркими звездами. Луну, время от времени показывавшуюся из-за туч над Чадыр-Могилой. И необыкновенную тишину. Только стрекотание кузнечиков нарушало это безмолвие…
Шли молча. Тропинка извивалась как змея. Мы остановились у небольшой горной речушки, как раз в том месте, где у древней заброшенной каменоломни она разделяется на два потока. Там соединяются несколько заросших травой тропинок, спускающихся с гор.
Тут, на этом месте, притаилась засада, — продолжал Петарчо глухим голосом. — Мы шли задумавшись. Вдруг тишину нарушил резкий гудок паровоза. Я вздрогнул, невольно оглянулся и увидел силуэт Натальи, бесшумно шедшей за мной. В этот момент из-за деревьев прогремели выстрелы. Застрочили автоматы, донеслась брань пьяных полицейских, которые набросились на нас, как голодные волки на стадо. Засада, подумал я, и мгновенно залег. Руки действовали автоматически. Открыл огонь, но стрелял наугад. Потом дополз до реки. При свете взрывающихся гранат я снова увидел Наталью. Она отстреливалась. И больше ее уж никто из нас не видел. Мы решили, что ее убили, и исчезли в ночи.
Наталья, наша Марийче, тяжело раненная в живот, осталась одна. О чем она думала? Самое страшное для партизана — это живым попасть в руки врага. Всю ночь Марийче металась от одного берега к другому, от скалы к скале. Ее кровь обагряла траву. Совсем случайно она доползла до родника, в котором решила обмыть свои раны, смочить горячий лоб. Тяжело раненная, из последних сил Марийче продолжала ползти по направлению к партизанскому лагерю.
Перестрелка давно прекратилась. В тишине зазвучали птичьи песни. Но ненадолго. На рассвете второго июля со стороны села показались группы полицейских и жандармов, людей, давно потерявших человеческий облик. Забыв о доме и родине, они, озверев, только убивали и заставляли матерей рыдать. С криками и воем каратели шли по кровавым следам. Окружив девушку, они пытались взять ее живой. «Скоро вам конец, палачи!» — крикнула Марийче и выстрелила себе в висок.
Петарчо продолжал:
— Мы всю ночь скитались в горах. Утром, когда подошли к коленскому роднику, одинокий выстрел возвестил нам о смерти Марийче…
Мы вместе с Петарчо через кустарник отправились к тому месту, где признательный народ воздвиг памятник героине. Я шел по тропинке, по которой проходили тогда и мои товарищи, а мысль перенесла меня далеко, в Пловдив, в квартал Судейский, где росла Марийче.
Мы долго молчали. Вместе с Петарчо я участвовал не в одной операции и отбивал не одну атаку. Не раз приходилось видеть смерть друзей. А сейчас что-то в душе оборвалось. Глаза увлажнились.
Тропинка стала крутой. Вокруг тишина. И только клокочущая в глубоком овраге река напоминала о жизни.
Мы подошли к месту гибели Марийче. Нарвали лесных цветов и положили их на каменную плиту.
ГОЧО ГРОЗЕВ
Оркестр звучал скорбно и торжественно. Звуки музыки были подобны вздохам. У нас слезы навертывались на глаза. Загремел «Интернационал». Несмотря на бури и метели, ледяную стужу и пули, мы отважно и бесстрашно сражались с врагом, и нас повсюду призывно сопровождал этот победный гимн — «Интернационал».
Мы мечтали когда-нибудь, после того как завоюем свободу, спеть этот гимн так, чтобы эхо разнесло его по всему Среднегорью.
— Ну, Гочо, встань же теперь, чтобы мы могли исполнить твою мечту. В нашем распоряжении военный оркестр, да и среди нас много звонкоголосых людей.
Но кругом царила траурная тишина. В гробу, украшенном позолотой, лежал один из верных сынов партии — Гочо Грозев, Боян. Дождем сыпались на него цветы. По скорбным лицам людей текли слезы. А он молчал, впервые оставаясь глухим к любви своего народа.
Мы привыкли, что жизнь героев связана с чем-то выдающимся, с каким-то подвигом, с каким-то особенным поступком. У Гочо Грозева вся жизнь была поистине подвигом. В течение всех прожитых лет он скромно совершал героические дела и закалился в борьбе, как в огне закаляется сталь.