— Вот в степь как раз нам не надо, — покачал я головой. — Слишком много открытого места, а кто там живет — вообще неизвестно. Лучше искать людей в лесу. Историческая традиция говорит, что обитатели леса…
— Оле-ег, — с легкой улыбкой протянула Таня, и я, смутившись, умолк, а потом продолжил:
— В общем, надо идти в лес… Знаешь, Тань, — признался я честно, — я могу знать только то, чему меня учили… или что я читал… про ту, нашу Землю. Может, тут все не так. А если предположить, что так, то нам надо идти на запад, — я указал рукой, — в ту сторону, где аэродром… был аэродром. Там поселения были расположены гуще всего. Но это, Тань, если судить по Земле.
— Ну а как иначе-то мы можем судить? — вздохнула она. — Ладно, — в ее голосе прозвучала хорошо знакомая решимость, — пойдем, Олег, чего сидеть? Нам еще через речку перебираться, брод искать…
Пурсовку мы форсировали неожиданно легко — недалеко от дуба, где мы ночевали, нашлось мелкое место, и мы перебрели через реку без проблем. Было около десяти.
— Надо держать точно на запад, — сказал я, когда мы обувались на берегу. — Все время.
— Пойдем вдоль реки Калаис, — медленно, вспоминая карту (топографическая память у нее была отличная), сказала Танюшка. — Она течет почти точно на запад. Ну, двинулись.
Но мы все-таки помедлили немного, прежде чем войти в лес. Он стоял стеной: дубы, вязы, тополя теснились один к другому, в подлеске растопыривал до пояса зеленые пальцы мощный папоротник. Но темным лес не казался — его пронизывали солнечный свет и пение птиц где-то в вершинах. Чуть-чуть тянуло сыростью.
Потом мы переглянулись и вошли в чащу.
* * *Такого леса я не видел никогда в жизни. Казалось, он и не знает, что на свете существуют люди, а на нас обращает внимания не больше, чем на любых своих обитателей — которыми лес просто кишел и которые нас тоже совершенно не боялись. За каких-то полчаса ходьбы мы видели таких роскошных оленей, что Танька обмерла от восторга; семейку барсуков, дружно перемещавшуюся по своим делам среди папоротника; здоровенного волка, спокойно наблюдавшего за нами через кусты без какого-либо интереса; кабана, с хрюканьем рывшегося в ложбинке в поисках чего-то съестного… Мелкой живности на деревьях и земле было море. Я мельком подумал, что тут и медведи могут оказаться…
Странным было узнавать местность, очищенную от следов деятельности человека. Рельеф легко читался — мы шли мимо городского сада, только не было ни ограды, ни кладбища, ни водонапорной башни…
— Это же наш мир, — сказала Танька. — Ну честное же слово! Олег!
— Надо было читать фантастику, — ворчливо заметил я, понимая вообще-то ее удивление. Я и сам, честно говоря, удивлялся, да еще как. Неужели этот мир — копия нашего? Волга, Рейн… Карпаты. Вулкан Везувий и острова Шпицберген…
Блин.
— Ага, ты сам удивился! — возликовала Танюшка.
— С чего ты взяла? — спохватился я.
— По лицу видно. Смотри, Олег!
Впереди — спокойно, плавно и бесшумно — пронес свое короткое угловатое тело на длинных ногах бурый лось. Мы переждали, пока он уйдет, хотя лось не вызывал страха — только уважение.
— Фу, — перевел я дух. — Пойдем, Танюшк.
Хорошо, что ходить по лесу было для нас привычным делом. Мы умели это делать и любили это делать.
— А тут кончается город, — сказала Танюшка через какое-то время. В самом деле — мы уже с минуту шли вдоль оврага, за которым в нашем мире лежал аэродром. — Может, напрямую переберемся?
— Там могут быть гадюки, — сказал я, но первым спустился вниз, держась рукой за кусты, а другую подавая Таньке, хотя она и сама неплохо справлялась. Мы вылезли на откос, отряхнулись…
…И выяснилось, что на месте аэродрома — довольно широкая луговина. Из высокой серо-желтой травы с пышными метелками тут и там поднимались искрящиеся крапинами слюды гранитные останцы. Лес окружал луговину широкой дугой, но до него было километра три, не меньше. Сонно звенел тихий нагретый воздух. И плавали высоко-высоко черные кресты птиц.
Мне почему-то было страшно выходить на это открытое место. По-моему, Танюшка испытывала сама то же ощущение. Во всяком случае, в ее глазах появилась задумчивость, а белые мелкие зубки прикусили уголок губы.
— Боишься? — спросил я.
— Я?! — фыркнула она.
— Ты.
— Ага, сейчас.
— Боишься.
— Испугалась!
— Я — боюсь.
Она посмотрела на меня расширившимися глазами. Очевидно, не ожидала такого признания. Потом вздохнула и передернула плечами: