И все-таки это было счастье…
…Проснулся я от того, что перестал чувствовать руку — она превратилась в резиновый жгут. Танюшка во сне сползла ко мне под бок и лежала на животе, затрудненно дыша — уперлась лицом в мою куртку.
Проснулся я и ото сна, если так можно выразиться. Сон был из тех, что не пересказывают. Я бросил быстрый взгляд вниз и подумал: хорошо, что Танюшка спит, потому что даже сквозь плавки и брюки все было отчетливо видно. В смысле, у меня.
Я переложил онемевшую руку другой и сел. Слегка воровато посмотрел на Таню. Мы проспали больше двух часов. И мне срочно надо было отойти.
Поднявшись, я сделал несколько шагов к камышам. Посвистывая, поднял голову к вершинам деревьев; потом, уже натягивая штаны, вновь рассеянно окинул взглядом камыши…
И увидел скелет.
Нельзя сказать, что я испугался или растерялся, хотя в реальной жизни скелетов не видел — даже как пособий на уроках, у нас были схемы. Но и не скажу, что я не ощутил вообще ничего. Странно, словно время вокруг стало тягучим-тягучим, а все предметы, наоборот, — очень четкими.
Я сделал несколько шагов, дыша открытым ртом. В горле пересохло.
Скелет не трогали звери — уже не знаю почему. Но кости не были растащены, и даже сохранилось кое-что из одежды: потрескавшийся, утерявший цвет кожаный то ли жилет, то ли панцирь с порыжевшими от ржавчины металлическими бляхами; сапоги, на которых уцелели подковки — на носке и каблуке, — и застежки ремней поверху голенища; широкий пояс с зеленой от окиси пряжкой, на котором крепились… ножны. Да, ножны! На скелете были еще какие-то ошметки то ли ткани, то ли кожи. Но я вглядывался именно в ножны, из которых торчали рукояти — чуть изогнутая большого ножа и обычная крестовина длинного меча. Рукояти даже на глаз «сварились» с ножнами.
Я подошел к скелету вплотную. И только теперь понял, что меня обманули глаза, — до скелета было ближе, чем мне казалось, а сам он оказался меньше!
Скелет принадлежал подростку — девчонке или мальчишке — моих лет. Вернее, по крайней мере одного со мной роста. Я увидел, что на левом запястье скелета широко висит изъеденный ржавчиной браслет.
А потом я понял, что это часы. Массивные, незнакомые мне часы со странным восьмиугольным корпусом — стекло было чистым, и я видел циферблат с многочисленными дисками и цифрами, на которых навсегда замерли стрелки.
Я наконец заставил себя закрыть рот. Еще раз посмотрел на оружие, жилет, грубые сапоги.
И на часы. Как во сне, я нагнулся ниже и различил надпись: Omegua. А под ней мельче: Switcherland. Это была швейцарская «Омега», я о такой читал в книжках. Дорогие часы…
Я перестал что-либо понимать.
— Олег!!! — завопила Танька за кустами. — Олег, ты где?!
— Елки… — вырвалось у меня, и я поспешил наверх, заставляя себя успокоиться хотя бы внешне.
Танюшка вылетела из-за деревьев и треснула меня кулаком в грудь так, что я охнул. А Танька затрясла меня за плечи, как отбойный молоток, шипя:
— Ты где был, кретин?! Я же… я чуть дуба не дала!.. Просыпаюсь… где ты был?!.
— Тань, Тань, ты чего?! — ошалело бормотал я. — Я отошел… ну, по делам…
— Не смей так больше делать, дурак! — Она треснула меня по плечу и отвернулась, закрыв лицо локтем.
— Погоди, Тань… — Я топтался рядом, не зная, что делать. До меня дошло, что ей на какие-то страшные мгновения показалось, что она осталась в этом непонятном мире одна. — Ну прости меня, — убито попросил я, не зная, что сказать еще.
— Больше так не делай никогда, — уже тихо попросила она, все еще не поворачиваясь. — Я очень-очень испугалась, Олег… Ну все, уже успокоилась, вот. — Она повернулась и по-настоящему улыбнулась, но тут же попросила снова: — Только больше не уходи… Поесть ничего не нашел?
— Можно камышовых корней надрать и испечь, — не придумал ничего лучшего я. — Там камыш есть. — И тут же обругал себя последними словами.
— Камыш… — вздохнула Танька. — Пошли за камышом, чего же…
— Танька, — бухнул я, — там скелет.
* * *Если честно, Танька — по крайней мере на вид — восприняла скелет спокойнее, чем я. Разве что немного расширила глаза, но даже нагнулась к останкам, тоже рассматривая часы.
— Олег, он не умер, — тихо сказала она и выпрямилась. — Его же убили. Смотри.
Мне стало стыдно. Девчонка различила то, чего не увидел я в своем обалдении. Череп слева — над виском — был проломлен, неровно, ромбом. Вернее — ровным ромбом.
— Чего это, Тань? — Голос у меня отчетливо сел. Она промолчала. А до меня дошло, что это похоже на след от наконечника стрелы.