После всех положенных по обычаям обрядов, матушку кремировали, а прах, как она того и желала развеяли над заливом Лонг-Айленд-Саунд, там, где погиб ее сын, и там, где был развеян прах ее мужа.
Фрау Фридман, так плотно вошла в мою жизнь, что первое время, я долго не мог прийти в себя постоянно ощущая ее нехватку. Так и казалось, что сейчас шелохнутся портьеры, и в комнату вбежит эта бодрая старушка, с претензиями о том, что вместо того, чтобы читать эти дурацкие справочники, лучше бы вышел прогуляться. Погоды стоят прекрасные, на набережной множество девушек.
— Похоже я так и не дождусь, когда же мой сын познакомит меня с будущей невесткой!..
Последние слова, всплывшие в моей памяти, прозвучали так, будто она сама, стояла передо мной и произнесла их вслух.
После всех, положенных обрядов и траура, я все же нашел в себе силы, и решил разобраться с полученным мною наследством, оставленным после смерти Фрау Фридман. О состоянии счетов, недвижимости и всего остального я имел полную информацию, и никаких проблем здесь не имелось, тем более, что оставленное завещание, только подтвердило мое право распоряжаться все по своему разумению, и никаких особенных обязательств, на меня не накладывало. Разве, что фрау Фридман, указала в завещании, что ей хотелось бы чтобы я продолжал, поддерживать некоторыми дотациями местный госпиталь, и участвовать в общественной жизни нашего сообщества. Учитывая можно сказать недавний наезд на меня итальянских мафиози, и реакцию, последовавшую от немецкой общины, я и не собирался отказываться от этого. Еще одно пожелание состояло в том, что если, кто-то из ее подруг, захочет взять себе на память, что-то из личных вещей фрау Фридман, то ей хотелось бы, чтобы я не отказывал им в этом. Последнее тоже не вызвало во мне никакого противоречия. Единственное, что я сделал, так это убрал из личных комнат матушки, все семейные украшения, и некоторые фотографии, после чего, предложил ее подругам взять оттуда, все, что они пожелают. И чтобы не слишком смущать их, удалился из ее комнат, на свою половину дома, предупредив своих работников не препятствовать тетушкам в распределении имущества.
Уж и не знаю. Толи тут сработала истинно немецкая бережливость, толи жажда халявы и наживы, но после того, как я вновь вошел в комнату, некогда занимаемую моей матушкой, то просто ужаснулся.
Когда-то в таких случаях говорили: «Мамай прошел». Сейчас произошло нечто подобное. Честно говоря, я рассчитывал на то, что ее подруги возьмут себе несколько фотографий на память, ну и одну или две вещи из личных вещей фрау Фридман. Увы, я был слишком хорошего мнения о них всех. Комната, представшая перед моими глазами, была абсолютно пуста. То есть, из нее забрали буквально все, что только могли унести. Постельное белье, одежду, портьеры, занавески с окон, и даже личное нательное бельё. В комнате осталась полуразобранная железная кровать с панцирной сеткой, причем скорее всего именно из-за того, что она оказалась сильно тяжелой, или вместо нее предпочли взять что-то более ценное, хотя и начали разбирать койку. Единственное, что не привлекло ничьего внимания, так это фотографии матушки, которые лежали разбросанными по всему полу и затоптанные до такой степени, что на некоторых из них трудно было увидеть, что там изображено. Опустившись на колени, я принялся собирать разбросанные по полу фотографии. Собрав их, я вызвал одного из работников служащих у нас, и попросил навести здесь порядок, убрав отсюда все лишнее. Пожалуй, единственное, что меня обрадовало, так это то, что вместе во всем остальным, из комнаты забрали портрет Гитлера. Конечно именно сейчас он находился на пике своей славы, и не успел запятнать свое имя, ничем предосудительным. Именно поэтому, наверное, его так и обожествляла моя приемная матушка, да и большинство других людей нашей общины. Что ни говори, а он смог поднять Германию с колен, дав людям работу и смысл жизни. Но я помню, что произошло вслед за этим. Пусть из истории, из рассказов деда и бабушки, но все же. И я ненавидел его именно из-за его последующих действий.