Александр, должно быть, устает от такой нагрузки и время от времени приезжает к родителям, чтобы припасть к своим корням и зарядиться для дальнейшей жизни.
Однажды, полгода назад, я зашла к Софке что-то взять у нее или, наоборот, что-то отдать. Дверь отворил Александр. Он посмотрел на меня и сказал: «Простите, я не могу подать вам руку, она у меня в водке, я ставлю компресс собаке».
Я ушла тогда, спустилась пешком до третьего этажа, остановилась возле лестничного окна и долго не могла двинуться с места. Мне показалось, что мимо меня, как бригантина в парусах, прошла неведомая мне прекрасная жизнь, а я осталась стоять одна на необитаемом острове.
На другой день я пришла в ателье и сказала, что видела Александра Медведева.
– Ну как? – спросили девчонки.
– У него руки в водке были, – безразлично сказала я.
– А он что, водку руками черпает? – спросил Игорь Корнеев.
Это была ревность.
Голубь прошелся по карнизу, а Александр Медведев присел на корточки и рассматривает в колесе какую-то гаечку.
Я стою у окна в низенькой светелке с низенькими потолками, а юный белый голубь чертит надо мной крылом.
Сейчас Александр выпрямится и уйдет.
Я выдергиваю из шкафа шубу моей мачехи и ныряю в нежный мех. Это не шуба, а манто. В нем нет застежки, оно просто запахивается и придерживается рукой. Рука должна быть в высокой перчатке, потому что рукав чуть ниже локтя.
Мачеха говорит, что это манто нужно ей исключительно для самоутверждения, потому что для тепла и удобства у нее есть старое драповое пальто.
Мех обнимает меня, я хорошею в ту же самую секунду и чувствую себя не портнихой детского ателье, а женой местного миллионера Алекса. Я небрежно запахиваю манто и бегу вниз. Сначала по лестнице. Потом по улице.
Я бегу мимо Александра и смотрю перед собой.
Он поворачивает голову и смотрит на меня. Он – на меня, а я перед собой.
– Привет! Ты чего не здороваешься?
Он говорит мне «ты», потому что я подруга и ровесница его сестры, представитель какой-то второстепенной для него жизни.
Я останавливаюсь и медленным движением поворачиваю голову в его сторону, смотрю с усталым недоумением: дескать, много тут вас ходит, эстрадных певцов. Со всеми здоровайся, больше ни на что времени не останется.
Он поднялся, подошел ко мне – элегантный, иноземный.
Александр и Софка – полукровки. Отец у них русский, а мать испанка. Росита. Ее вывезли из Испании в тридцать шестом году, и она тут жила и росла, чтобы однажды встретить русского парня и в звездный час зачать сына.
Александр и Софка очень похожи между собой, одни и те же черты. Но в женском лице эти черты сложились неинтересно, а Александр красавец: лицо нежно-смуглое, глаза будто нарисованы, каждая ресничка читается.
Он смотрит на меня, будто что-то вычисляет, потом вдруг говорит:
– У меня к тебе просьба. Пообещай, что выполнишь.
– А какая просьба?
– Ну вот… Уже торгуешься.
– Мало ли чего ты попросишь.
Я набиваю себе цену, хотя готова на все. Если бы Александр попросил украсть или убить, я согласилась бы в ту же секунду, хотя на другой день, возможно, и раскаялась.
– Ты не можешь сегодня пойти со мной в ресторан?
– А что я там должна делать?
– Ничего. Сидеть, слушать музыку.
– Ты приглашаешь меня ужинать?
– Понимаешь… – неуверенно сказал Александр. – Мне очень нравится одна женщина. Она будет с мужем.
– Ясно, – поняла я.
– Что тебе ясно? – насторожился Александр.
– Этот муж должен думать, что я твоя девушка.
– Тебе не обидно?
– Пусть думает, – сказала я.
В косметике самое главное – тщательность.
Наш мастер по детскому платью говорит: есть три степени мастерства. Первая – когда платье сшито очень просто от бедности фантазии и плохого исполнения.
Вторая степень – все очень сложно, потому что портной многое может и ему охота себя показать.
И третья степень, когда все просто от ясности рисунка и совершенства мастерства.
Я сижу перед зеркалом и работаю над собой по третьей степени мастерства. Косметика у меня французская. Вкус у меня безупречный. Самое слабое звено – лицо.
У меня нет своего лица. Вообще лицо есть, но черты не связаны одной темой и как бы взяты с нескольких лиц. Глаза – от одного лица, нос – от другого, рот – от третьего.
Я тяжело вздыхаю и, не веря в успех, принимаюсь за дело. Сначала я полчаса наращиваю ресницы, потом беру иголку и начинаю отделять их одну от другой, и на это тоже уходит полчаса. Мое лицо похоже на квартиру во время ремонта, когда все разворочено и кажется, что теперь всегда будет так.