– Можете садиться, – сказал мне Хейл, проходя мимо и встречаясь со мною взглядом.
Выйдя к белой доске, висящей на передней стене комнаты, он маркером вывел на ней надпись – аккуратными большими буквами: АЛЕКСАНДР ПУШКИН, «ДРУЖБА».
– Кто хочет разобрать стихотворение? – спросил Хейл. Одна из девушек с отчаянной готовностью вскинула руку, и он кивнул ей. – Приступайте, Шеннон.
Шеннон всегда поднимала руку первой. Я была рада, что она так любит отвечать – благодаря этому мне не нужно было самой говорить перед преподавателем и всей группой.
– Мне кажется, он пытается сказать, что дружба – это внешнее. – Шеннон помолчала. – И, похоже, относится к ней отрицательно и несерьезно.
– Почему несерьезно? – спросил Хейл.
– Ну… – Шеннон снова сделала паузу, глядя куда-то вправо. Она всегда так делала, когда размышляла вслух. – В самом начале стихотворения он ставит под вопрос саму идею дружбы. Сравнивает ее с похмельем – плохими последствиями замечательной ночной пирушки.
Послышалось несколько смешков, и Хейл спросил:
– Что-нибудь добавите?
– Э-э… да. Он утверждает, что дружба – это не так прекрасно, как кажется. Словно после того, как весело и буйно провел время, тебе осталась только головная боль. Тебе казалось, что все круто и замечательно, потому что ты был пьян, но на самом деле алкоголь исказил твое восприятие реальности. В тот момент казалось, что вокруг тебя отличные друзья, но на следующий день они оказались далеко не такими хорошими, так?
Шеннон со сконфуженным видом уселась на свое место.
– Вы считаете, будто Пушкин утверждает, что дружба похожа на похмелье, – ясно. Я понимаю сказанное вами, но что насчет остального стихотворения? Вы полагаете, что он вообще отказывается от идеи дружбы? Есть ли смысл обзаводиться друзьями?
Хейл обвел взглядом аудиторию, выискивая того, кто ответит ему. Кто-то в передних рядах произнес:
– Это пессимистическая точка зрения. Похоже, он был на кого-то обижен.
Отозвался другой голос, знакомый мне:
– Да, такое впечатление, что он считает дружбу фальшивой и бессмысленной.
Аманда. Должно быть, она перевелась в эту группу буквально в последний момент, пока еще была такая возможность. Мы встречались с ней взглядами, но она никак не показывала, что заметила мое присутствие.
– Как, по-твоему, это должно сильно угнетать? – спросил Хейл.
Аманда фыркнула, довольная тем, что сделала такое веское замечание.
Кто-то хихикнул, и в аудитории снова наступила тишина. Хейл посмотрел на меня и задержался, глядя мне в глаза. Я ощутила, как в мою кровь хлынул адреналин. Скрипнув зубами, я ответила Хейлу пристальным взглядом, желая, чтобы он первым отвел глаза.
– Малин, – произнес он и поощрительно улыбнулся мне. – А вы как думаете? Именно вы выбрали это стихотворение. Давайте выслушаем ваши мысли.
Мои мысли были таковы, что мне не хотелось бы высказывать их перед всей группой.
Спустя несколько долгих секунд, в течение которых все смотрели на меня, я начала:
– Он утверждает, что в большинстве случаев дружба бывает несерьезной и поверхностной. Однако верит, что настоящая дружба тоже бывает, пусть и редко, в особых обстоятельствах. И такое происходит тогда, когда тебе приходится разгребать трудности – иногда кто-нибудь приходит тебе на помощь. Если найдешь такого человека, ты должен быть верен ему, и он будет верен тебе в ответ. Именно это и есть настоящая дружба.
Шеннон вскочила со стула, с силой хлопнув ладонью по столу.
– Верно! – воскликнула она, как будто что-то щелкнуло у нее в голове. – Настоящий друг будет рядом с тобой в самые трудные времена, и именно так ты понимаешь, что он настоящий. А все остальные – ну, эти люди вроде как просто проходят по краешку твоей жизни, и в конце концов ты понимаешь, что они ничего не значат.
Хейл кивнул в знак согласия, обрадованный тем, что мы произвели такой глубокий анализ произведения.
– Держите эту мысль в голове, когда будете обживаться здесь, в Хоторне. Настоящий друг – это дар. Надеюсь, вы поймете, когда увидите такого друга.
Я подумала о Руби и о том, что она начала называть меня своей лучшей подругой. Никто и никогда не называл меня так прежде.
Посмотрела на свои часы. Я терпеть не могла оставаться в классе дольше положенного времени. Несколько студентов начали собирать тетради и закрывать ноутбуки, когда я краем глаза увидела вскинутую руку. Это был Эдисон. Конечно же, как всегда. У него была кошмарная привычка задавать длинные вопросы перед самым концом занятия, и из-за этого мы нередко сидели, ерзая от нетерпения, в течение пяти, а то и десяти лишних минут. Я подавила желание подойти к нему и силой заставить его опустить руку. Я ненавидела задержки. Мне нравилось, когда все шло по расписанию и имело четкое начало и конец.