– Нет, нет, точно нет. – Она шмыгнула носом от холода. – И он просил меня не говорить никому.
В конце фразы голос ее дрогнул, придав словам просительную интонацию.
– Я поняла, – сказала я. И я действительно поняла. Я умею хранить тайны.
Парни выскочили из здания с озорными ухмылками на лицах и тяжелыми пакетами в руках.
– Успешно? – спросила Руби, когда они подошли ближе.
– А то! – отозвался Халед, укладывая несколько пакетов в багажник. Стеклянные бутылки позванивали одна о другую.
– Черт возьми, вы видали эту машину? – спросил Джон, убирая свои пакеты с пивом и глядя на выцветший зеленый седан, припаркованный рядом с нами. Бампер его висел криво, бока машины были покрыты вмятинами.
Мы все столпились вокруг Джона, и я осознала, о чем он говорит. Салон седана был наполнен упаковками от фастфуда, пластиковыми пакетами и прочим мусором. Бутылка из-под воды, стоящая на приборной панели, битком набита сигаретными окурками. Сидений не было видно, водительское кресло засыпано бумажками – похоже, старыми обертками от еды.
– Что за свинья! – фыркнул Джон, отходя назад и открывая багажник своего «БМВ».
– Как можно такое допустить? – спросил Халед. Лицо его выражало ужас. Я не была уверена, что в своей жизни ему доводилось видеть подобного рода бедность – если он вообще видел что-то, кроме богатства. Мы с Руби и Максом обошли машину.
– О нет, – сказала Руби, обращаясь к нам. Я проследила за ее взглядом, направленным на заднее сиденье машины. – Так грустно… Вы можете представить, что творится в доме у этого человека, если машина в таком вот виде?
– Люди сами выбирают, как им жить, Руби, – сказал Джон, закрывая багажник и направляясь к водительской дверце «БМВ».
Макс тихонько пробормотал, так, что его слышали только мы:
– Хорошо, что ты сделал правильный выбор и родился в богатой семейке.
Мы с Руби смотрели на него, и он заметил это; лицо его сделалось почти пристыженным. Руби откашлялась. Я знала, что она ненавидит неловкие моменты, ей кажется, будто она должна как-то прервать наступившее молчание. Я услышала за спиной шаги и, обернувшись, увидела мужчину, смотрящего на нас.
– Вам что-то нужно? – спросил он.
На вид ему было лет тридцать пять, длинные немытые волосы собраны в «хвост». Одежда его была потрепанной, я заметила у него в руках пакет с раменом – с тем же самым вкусом, который выбрала Руби. В другой руке мужчина держал стопку лотерейных билетов.
Мы все смотрели на него, пытаясь придумать, что сказать, и только Джон, не обращая на мужчину внимания, залез в машину. Я слышала, как он сказал Халеду:
– О, круто. Какой-то местный бомжара, живущий на пособие…
Я взглянула на лотерейные билеты и на выражение лица мужчины – оно не изменилось. Я была рада, что он не услышал слова Джона. Я не слышала, что ответил Халед, и гадала, по душе ли ему пришлось это замечание. Мне казалось, что он решает некую внутреннюю дилемму: как не поссориться с Джоном, но при этом не выглядеть богатеньким мерзавцем.
– Ой. – Руби вздрогнула. – Извините, мы сейчас уедем и не будем вам мешать.
Я понимала, что она пытается сделать вид, будто мы не глазели на машину этого человека, а просто собирались сесть в свой автомобиль. Однако любому было понятно, чем мы тут занимались. Макс придержал перед Руби дверь, пока она забиралась на заднее сиденье, я залезла с другой стороны.
Мужчина, глядя на нас, медленно, нерешительно шел к своей машине.
«БМВ» завелся, громко взревев двигателем. Прежде чем мы выехали со своего места, Джон рассмеялся.
– Черт, кто-нибудь, отведите этого пса к грумеру.
Я резко повернула голову, зная, что окно открыто. Я надеялась, что мужчина не услышал Джона, но, судя по тому, как он смотрел нам вслед, эта реплика не ускользнула от его слуха. Никто из нас не засмеялся над «шуткой» Джона. Будь Джемма здесь, она, наверное, смеялась бы. Руби избегала моего взгляда и смотрела в окно, пока мы не вернулись в кампус. Она что-то обдумывала, но я не могла понять, что именно.
Уже стемнело, когда мы добрались до кампуса и вышли со стоянки, отведенной для первокурсников. У нас никогда прежде не возникало сложностей с тем, чтобы доставить в общежитие пиво и различные крепкие напитки.
Охранник кампуса остановил нас в нескольких шагах от входа в общежитие. Разговор о пустяках, который мы вели по пути от машины, резко оборвался, и мы уставились в темноту.
– Эй, ребята! – окликнул нас охранник.
Мы не видели, как он подошел. Не было никаких предупреждающих сигналов – ни бело-синих вспышек маячка на его машине, ни покашливания, объявляющего о его присутствии. Я крепче сжала пальцы на ручках двух пакетов. В одном лежала упаковка на шесть банок пива, в другой – две бутылки джина в картонных коробках. Я отвела пакет с крепкой выпивкой чуть назад, надеясь, что мое бедро загородит его от охранника. Тот направился к нам, шаркая тяжелыми ботинками по асфальтовой дорожке.