Почему она такая хрупкая и нежная?
Вот черт! Строгая, хладнокровная Мина не могла иметь такие руки.
Я старался об этом не думать, когда вел её на танцпол. Здесь уже кружились парочки.
Мне пришлось пересилить себя, чтобы положить руку ей на талию. Мина сделала шаг навстречу, чтобы сжать мое плечо. Я вытянул её правую руку в сторону, затем стал медленно покачиваться в такт музыке.
Чем быстрее эта пытка начнется, тем быстрее закончится.
Мина не смотрит на меня, её больше привлекает моя бабочка. Я был не намного выше, учитывая высоту её каблука.
Интересно, какой у неё рост?
Метр шестьдесят пять?
Нет, это неважно!
— Мама настояла на том, чтобы я сделал тебе комплимент.
Мина вскидывает глаза.
— Неужели?
— Поэтому мне придется это сделать, а то она может спросить.
— По тебе и не скажешь.
Я едва чувствую свою правую руку, так сильно она напряглась, лежа на талии Мины.
— Не скажешь что?
— Что ты мамин сыночек, — она щурится, привлекая внимание к своим глазам. Странный оттенок голубого.
— Хм, — я где-то потерял нить разговора.
— И какую же часть моего тела ты бы хотел воспеть?
— Что? — Я качаю головой.
— Выполни требование Зинаиды Александровны, — в её голосе слышатся нотки веселья. Ей смешно? Я хотел задеть её, а не рассмешить. — Давай я тебе помогу.
Я не могу ничего ей ответить, потому что не знаю, как реагировать.
— Скажи… м-м-м… — её рука отпустила мое плечо, чтобы иметь возможность провести пальцем по вороту пиджака, мое сердце странно ухнуло, — что-о-о… я на удивление постоянна.
— Постоянна?
— Да, — она делает вдох. Её глаза немного сверкнули, — постоянно вызываю у тебя желание меня придушить. Хотя нет… — Мина странно улыбается, а я все больше округляю глаза, — скажи, что я постоянна в своем ужасно-выглядящем состоянии.
— И тебя устроили бы такие комплименты?
— Почему нет? Ненавижу комплименты, предпочитаю правду. Ведь комплимент переводится как то, чего нет. О, — спохватывается Мина, — ты еще можешь сказать, что я с каждым разом всё больше становлюсь похожей на панду.
— Почему на панду?
— У них очень милые черные круги под глазами. Еще немного моих стараний, и я приближусь к идеалу.
Я никогда не отличался особой чувствительностью. Психологом мне точно не стать. Но чем больше Мина говорила, тем больше мне казалось, что её веселье наигранно. Как если бы она изо всех сил старалась не разреветься, пытаясь при этом рассмешить себя. Поведение Мины сейчас в разы отличается от того, какое было в её офисе. У неё раздвоение личности? Или она просто уже в зюзю?
— Почему мы говорим о пандах?
— Их все любят.
— Почему мы говорим о пандах тогда, когда решаются наши судьбы? — чуть ли не рычу я.
Как же меня раздражает её непонятная игра!
— Не знаю, как там дела обстоят с твоей жизнью, а моя уже давно решена.
— Что это значит?
Я останавливаюсь, как вкопанный. Мои руки свинцом удерживают её на месте. Я заглядываю в её глаза, чтобы увидеть ответ. Её ресницы широко распахнуты. Мина сказала то, что не хотела и теперь жалела об этом.
Мина смотрит на меня молча, не двигаясь, в комнате отличное освещение, я пользуюсь всеми этими условиями, чтобы рассмотреть её лицо. Но, не смотря на отсутствие отвлекающих факторов, мне сложно различить, какая у неё кожа или цвет лица, бровей, губ. Я даже не могу понять, какой формы её нос. Слишком много косметики, она видоизменяет её черты. Единственное, что я четко вижу — это глаза. Теперь я понял, какого они цвета. Не просто голубые.
Светло-бирюзовые.
Может, это линзы? Разве глаза могут быть настолько яркими? Они как кристально чистая вода у берегов Атлантического океана.
Глаза Мины и пугают, и завораживают.
Я на минуту отключаюсь от реальности, будто передо мной не та, кто рушит мою жизнь; не та, которую я ненавижу больше всего; не Мина Жемчугова — богатая, расчетливая сука, готовая пойти на все, лишь бы остаться при деньгах своего папочки. А странная девушка в нелепом платье, с несмываемым слоем дорогой косметики и прилизанными волосами, но с невероятно красивыми глазами, в которых можно утонуть.
В какой-то момент Мина делает шаг назад, вырываясь из моих рук. Я качаю головой, смотрю в пол, чтобы вернуть самообладание, никогда раньше меня не покидавшее.