— Зайдешь в гости, сестренка? — спросил Йен, неожиданно смутившись. — Может, Рэйчел уже вернулась. Я хотел бы вас познакомить.
— С радостью! — искренне улыбнулась Бри и вопросительно посмотрела на отца.
— Не мешало бы чуток передохнуть, — кивнул Джейми, вытирая вспотевшее лицо рукавом. — А если ты, племянничек, подоил коз, как тебя просила утром мать, — не откажусь от стаканчика молока.
Мужчины вдвоем несли на плече привязанную к толстой палке оленью шкуру — почти не поврежденную — с остатками мяса. Идти было тяжело: день выдался жаркий.
Кто-то из домочадцев уже вернулся в хижину среди осин. Дверь была распахнута; на веранде, в тени листвы, стояла небольшая прялка, а рядом с ней — стул с полной корзиной коричневых и серых пушистых клубков. Брианна предположила, что это чесаная мытая шерсть. Прядильщица, по-видимому, ушла в дом: оттуда доносились женские голоса, поющие что-то на гэльском. Пение через каждые пару тактов прерывалось взрывами хохота, после чего один чистый голос пел мелодию заново, а следом вступал второй, спотыкаясь на незнакомых словах. Затем вновь слышался смех.
Джейми улыбнулся.
— Дженни учит малышку Рэйчел Gàidhlig, — пояснил он, хотя все и так догадались. — Йен, давай положим это здесь. — Он кивнул в затененный участок под поваленным деревом. — Женщины будут в ярости, если мы притащим в дом мух.
В доме услышали их голоса: пение прекратилось, и из открытой двери выглянула голова.
— Йен! — Высокая и очень красивая темноволосая девушка выскочила на крыльцо и, сбежав по ступенькам, бросилась обнимать Йена. — Твои родственники вернулись! Ты уже знаешь?
— Знаю. — Он поцеловал ее в губы и добавил, оборачиваясь: — Познакомься с моей кузиной Брианной, mo ghràidh[20]. И с дядюшкой Джейми заодно.
Бри невольно заулыбалась при виде неподдельной любви молодых Мюрреев; на отцовском лице сияла такая же улыбка. Которая стала еще шире, стоило ему заметить на пороге дома хрупкую женщину с голеньким младенцем на руках, чуть прикрытым легкой пеленкой.
— Кто… — начала было женщина, но тут увидела Брианну и застыла с открытым ртом. — Пресвятая Дева, защити нас, — пробормотала она наконец и улыбнулась. Ее синие, чуть раскосые, как у Джейми, глаза светились теплом. — Великаны пожаловали! Говорят, твой муж, девочка, еще выше тебя? И детишки небось растут как на дрожжах?
— Не то слово, — засмеялась Бри, наклоняясь, чтобы обнять миниатюрную тетушку. — Как же я рада тебя видеть!
От Дженни пахло козами, шерстью, кашей и поджаренными хлебцами. Ее волосы и одежда источали слабый, давно забытый аромат. Брианна узнала запах мыла, которое Дженни делала в Лаллиброхе — из меда, лаванды и какой-то шотландской травы, не имеющей английского названия.
К горлу подступил комок: запах мыла вызвал воспоминания о первом визите в отцовское родовое гнездо. И следом в памяти возник отчетливый образ другого — ее собственного — Лаллиброха.
Сморгнув слезы, она выпрямилась с дрожащей улыбкой на губах, но вдруг изменилась в лице.
— Ох, тетушка! Дядя Йен… Мне так жаль.
Сердце болезненно екнуло. При жизни Йена Мюррея-старшего они встречались лишь раз — когда Бри появилась на свет, он давно уже умер, — однако чувство утраты казалось неожиданно острым, будто это случилось совсем недавно.
Опустив глаза, Дженни погладила внука по спинке. Головку малыша покрывал темно-русый пушок, словно у птенца цесарки.
— Мой Йен всегда со мной… — вздохнула она. — Я каждый день вижу его черты в этом маленьком личике.
Дженни поудобнее перехватила ребенка, и тот уставился на Брианну большими круглыми глазенками — такого же теплого светло-карего оттенка, как у Йена и его отца.
Успокоенная словами тетушки, Брианна протянула палец очаровательному малышу.
— А ты, должно быть, Огги?
Рэйчел и Дженни засмеялись: одна весело, другая — с некоторой досадой.
— Никак не подберем ему нормальное имя, — пояснила Рэйчел, ласково погладив сына по плечику. Услышав родной голос, Огги свесился с бабушкиной руки и медленно потянулся к матери, словно ленивец к сладкому фрукту.
Рэйчел забрала ребенка, мягко коснувшись его пухлой щечки. Он снова медленно повернул голову и принялся мусолить беззубым ротиком мамину руку.
— Йен говорит, что дети могавков сами выбирают имена, когда становятся постарше. А до той поры используют младенческие прозвища.
Густые черные брови Дженни поползли вверх.
— Хочешь сказать, мой внук останется Огги до… какого именно возраста?