Тут же чувствуя прикосновение кожи к коже. Его пальцы коснулись тыльной стороны её ладони, мягко ведя по ней самыми кончиками. Нежно сплетаясь с её.
Марина в первый раз осмелилась поднять на него глаза за всё время его присутствия в этом кабинете. Егор ждал этого момента. Находя в голубом омуте целую гамму различных чувств: и удивление, и радость, и лукавство, и задоринку. Егор нашёл что-то до чёртиков тёплое и уютное в этом взгляде.
Она не спешила одёргивать руку. Сначала напряглась вся, словно струна, а потом всё же расслабилась, и лёгкая улыбка прикипела к губам. Сплетённые пальцы лежали рядом с её бедром, и две его костяшки касались плотной ткани её брюк. И это сейчас казалось таким правильным. Будто бы так и должно было быть. Неделю назад, вчера, сегодня, завтра, через месяц.
Всегда.
Гейден увлеклась. Вслушалась в слова преподавателя, опёршись подбородком о свободную левую ладонь. Даже не записывала ничего – правая рука была занята, и это даже, вроде как, устраивало её. Не рвалась, не тянула на себя ладонь в попытке взять шариковую ручку и продолжить конспектировать лекцию. Просто слушала, иногда сжимая его пальцы. Будто бы напоминая, мол, я до сих пор здесь, до сих пор с тобой, до сих пор держу тебя за руку.
А он и не забывал. Просто млел от ощущения её кожи, пока по классу не разливается уже въевшаяся мелодия звонка, и все одиннадцатиклассники начинают шумно собираться. Кабинет наполняется целой какофонией смазанных и смешавшихся звуков. Марина немного сжимает его пальцы, призывая отпустить, и он покорно расслабляет их, выпуская маленькую ладонь. Она закрывает свою тетрадь, в которой не сделала ни одной записи за вторую половину урока. И Егор, конечно же, не может сдержаться, чтобы оставить это без внимания.
– Ты правда даже не конспектировала ничего весь урок? Вот это нонсенс. Я ведь всерьёз ждал, что либо одёрнешь руку, либо начнёшь писать левой, – поддевает он, наблюдая за реакцией девушки и чувствуя, как уголок рта тянется вверх.
– Ничего, что я правша? – Марина изгибает тонкую бровь.
– Давай будем честны. Разве тебя это остановит? – смеётся он, любуясь нахмуренными бровями и недовольством в ярких глазах.
А через мгновение её тетрадь, свёрнутая в трубочку, несильно, в шутку сокрушается о его плечо.
Глава одиннадцатая. Часть первая
– Синяки уже прошли, Гейден?
Практически у самого уха прозвучал знакомый до головной боли голос. А ещё невыносимо зачесались ладони. Марину передёрнуло, и девушка нахмурилась, резко оборачиваясь, едва не сталкиваясь нос к носу с Гордеевым. Он мерзко ухмылялся, стоя прямиком за ней в магазинной очереди, глядя на неё с каким-то кровожадным самодовольством.
Это напрягало.
Марина сцепила зубы, вздёргивая подбородок и отклоняя голову назад. Благо, Артур тоже отстранился, что вызвало тонкий намёк на облегчение в грудной клетке. Позволять ему стоять так близко она не собиралась – коробило невероятно.
Единственное, что более-менее удовлетворяло, так это то, что серо-зелёные глаза находились на уровне её глаз. Не приходилось смотреть на придурка снизу вверх. Девушка мгновенно прекратила сетовать на ботильоны, из-за которых так ныли ноги.
– Нашёл, чем гордиться, идиот, – прошипела она, кривя губы.
Видимо, обращение ему не понравилось. Артур отреагировал на него незамедлительно: глаза сузились, на лицо легла тень недовольства. Даже желваки ожили на пару мгновений – Марина заметила. И едва поборола в себе желание усмехнуться ему в лицо – самодовольно и зло.
Пусть рот зря не разевает, если не хочет слышать подобных вещей. Или он думает, что она съест его слова и не подавится? Да прям уж, ага.
Его волосы орехового оттенка сегодня не были зачёсаны вверх, а ложились на лоб – так, как было всегда до этого лета. Всё-таки новая причёска шла ему в разы больше. Но Марина не хотела об этом думать. Она мазнула взглядом по потемневшим глазам и отвернулась, сжимая губы.
Как у него вообще совести хватило ляпнуть такое? Радуется, что не было тяжких последствий для него самого после его гадкой выходки? Вероятно, думает, что подобное и дальше будет сходить ему с рук.
Марина тяжело вздохнула, чувствуя, как маленький колокольчик недовольства верещит в голове.
Отвратительные синяки, оставшиеся на плечах от его не менее отвратительных пальцев после той неприятной стычки, не проходили около недели, наливаясь то одним цветом, то другим. Начать снова носить блузы с коротким рукавом, ни о чём не беспокоясь, удалось, только когда пятна приобрели жёлтый оттенок, более-менее сливающийся с кожей, а оттого – почти незаметный, легко скрываемый густым слоем тонального крема. Синие и фиолетовые синяки он брал как-то плоховато.