Марине же отчётливо казалось, что всё происходящее сейчас здесь свелось только к одному Егору. Замкнулось на нём одном. На том, как он подносит тыльную сторону ладони ко рту и вытирает кровь, потом отстраняет кисть и осматривает её. Кривит губы. И смотрит опять на Артура.
А тот кричит какие-то непростительные слова, глядя прямо в глаза, удерживаемый сразу тремя парнями, которые тщетно предпринимают попытку за попыткой его успокоить. Усмирить.
Нет, ребят. У вас не получится. Не выйдет.
Гордеев уже знает, что он в безопасности. Что Егор больше не кинется на него. Не сделает ничего – ему просто не дадут. Столько людей вокруг – их тут же разнимут. И только поэтому позволяет себе всё ещё брыкаться и бросать какие-то гадкие фразы прямо тому в лицо. Тявкать, как дворовая шавка.
На самом же деле он трус последний.
– Что здесь происходит, я спрашиваю!
Никакого вопроса – исключительно восклицательные интонации. Женщина пропиливает сердитым и строгим взглядом парней, но реакции никакой. Оба молчат. Кажется, даже не слышат её. Не отрывают глаз друг от друга. Артур скалится, почти рычит, а Егор поднимает подбородок и сильнее кривит губы.
Рука Паши до сих пор лежит у него на солнечном сплетении так, будто Егор ещё мог внезапно кинуться на Гордеева. Несколько секунд просверливает тяжёлым взглядом Артура, а потом снова смотрит на Егора. Наклоняется к нему ближе. Что-то негромко говорит, пытаясь отвлечь, наверное.
Марина с облегчением вздыхает, когда это срабатывает.
Егор перестаёт гипнотизировать своего оппонента и смотрит на друга, а карий взгляд совсем немного, едва заметно, но смягчается. Кивает, касается кончиком языка уголка разбитой губы и морщится, вероятно, от вкуса крови или жжения. Поправляет воротник рубашки и расстёгнутый пиджак, слегка встряхивая его на себе, придерживая за лацканы.
Такой разозлённый. Такой раскалённый, что прикасаться к нему страшно – обожжёшься ещё.
Потемневшие глаза цвета горького шоколада скользнули по столпившимся у входа в класс переговаривающимся одиннадцатиклассникам и, наткнувшись среди них на Марину, недовольно сузились. Карий омут ещё сильнее залился злобой и не пойми откуда взявшимся укором. Губы приоткрылись и в непривычной манере криво изогнулись, словно бы он хотел что-то сказать, но то ли в последний момент передумал, то ли посчитал, что она не услышит его сквозь гул голосов вокруг.
Девушка рвано вдохнула. Создалось ощущение, что лёгкие скрутило тугим ледяным жгутом. Голое непонимание тёрлось о кости, опадая мелкой, колкой пылью, и ей захотелось отчаянно завыть.
Что происходит?
Скажи мне, я не понимаю.
Ни черта.
Выражение его лица выбило её из колеи ещё сильнее, чем драка с Гордеевым, и Егор это вполне прекрасно осознавал.
Она стояла рядом с Дианой и снова кусала свои чёртовы губы до такой степени, что на них образовывались кровоподтёки. А ещё её нехило так потряхивало. Голубые глаза увлажнились то ли от давящего жёлтого освещения в коридоре, то ли от страха, который они так ярко отражали.
Чёрным по белому.
Хлопала ресницами. Явно не понимала, почему он злится на неё.
И на грёбаного Гордеева, что швырялся гадкими словечками, словно заклятиями из волшебной палочки, желая, видимо, добить. Добить его выдержку окончательно. И потом ощутить на себе это состояние, когда хочется выбивать из человека весь воздух, всю дурь. Его грёбаное дерьмо.
А ещё на то, что Гейден ни черта не упомянула о своей встрече с этим уродом вчера днём.
Ему и самому просто посчастливилось столкнуться с ним пять минут назад.
Егор спешил на первый урок, потому что не очень удачно проспал.
Буквально взлетел по лестничному маршу и, вывернув в коридор, где уже находился нужный кабинет, почувствовал, как в шею уткнулся чужой нос, а следом в грудь упёрлись ладони и с силой оттолкнули. Егор сделал шаг назад, и взгляд встретил отскочившего от него, как от прокажённого, Артура. Тот ощетинился, хватаясь за ремешок сумки.
– Смотри, куда идёшь!
Егор поднял бровь, обводя взглядом искривившиеся в отвращении губы, сузившиеся глаза. Напряжённое выражение лица Гордеева, пока тот стоял и злился так, что эта злость ощущалась открытой кожей и вибрировала в воздухе.
У кого-то явно нет настроения с самого утра.